— Слушай, мой собачий друг, я не люблю оставаться в долгу.
— Выражайся яснее.
— Ты оказал мне услугу одну… ты вернул мне жену.
— Приятель, ты не Шекспир, что это ты стихами заговорил?
Он опять улыбнулся. Его зубы весело блеснули, а кожа на голове слегка порозовела, так что шрам стал еще заметнее.
— Живи, Дог! Вот и все. И ничего больше. Ты подарил мне то, о чем я безумно мечтал всю свою жизнь… жену, которую я люблю и которая могла бы любить меня с полной отдачей как женщина. Ты же знал, что она фригидна?
Не понимая, куда он клонит, я пробурчал:
— Все знали.
— Да, знали, — улыбнулся он. Пыхнув сигаретой, он сунул руку в карман, вытащил большой конверт, небрежно сложенный вчетверо, и протянул мне. — Шейла любит меня, Дог. Она впервые отдалась мне. Даже не то слово, черт побери. Я получил от нее все, о чем только мечтал. Это ты растормошил ее, излечил от непонятного состояния. Хрен ты мой дорогой, ты же подарил мне любящую жену. Она и раньше меня любила, но теперь — до самого конца. Чудно, что это удалось тебе. Не помогли ни доктора, ни психоневрологи, ни экстрасенсы. И вот явился ты и изгнал беса из моей жены своим хреном. Ты мне такое подарил, что ни за какие бабки не купишь.
Не зная, что сказать, я молча смотрел на него.
— Загляни-ка в этот конверт.
Я развернул конверт из плотной бумаги и откинул верхний уголок.
— Все владения Бэрринов теперь твои, умелец ты мой бабский. Получай свою кучу кирпичей, и старичья, тянущего алюминий дедовским способом, и дом на Гранд Сайта, набитый стаей сволочной родни, и заказы, которые я верну со своих заводов, и мертвый город… и свою жизнь.
Бросив сигарету, я положил конверт в карман.
Мне было не до него. Темнело. Где-то приближался Арнольд Белл.
Кросс Макмиллан посмотрел на часы на заводской башне, потом на меня, улыбнулся и вернулся в здание. Мне теперь принадлежала величайшая в мире куча мусора, потому что все подъездные пути принадлежали Кроссу. А что толку от мусорной кучи?
— Вот видишь, Дог, не все выходит, как задумано? — раздался голос Шэрон.
У нее были все те же холодные ненавидящие глаза, в которых я прочел ее желание если не убить меня, то хотя бы увидеть, как это сделает кто-то другой. Я машинально подал ей руку, а она машинально взяла ее. Сжав ее пальцы, я не почувствовал колечка и вопросительно посмотрел на нее.
— Он умер, — ответила она.
— Мне кажется, что мы тоже умерли.
— Да, мы тоже, Дог.
К нам приближался человек, подзывавший рукой кого- то идущего за ним. Когда свет упал на его лицо, я сказал:
— Привет, Стэнли.
— Добрый вечер, мистер Келли. Добрый вечер, мэм.
— Как им все сказать, Стэнли?
— Мистер Келли… мы уже знаем, чего там… эх, беда не беда, малыш, мы — тертые калачи. Ты еще не родился, а жизнь уж начала нас обстругивать, верно?
— Верно.
Мои старики подтянулись к свету, и я увидел, что они улыбаются. И в этих улыбках я прочел и молодой задор, и задиристое «Не замай!», и огромный опыт за плечами. Говорить они поручили Крамеру.
— Мы тут пораскинули умишком и поняли, что вам надо. Ваши братья этого не нашли, да и не были уверены, есть ли такая штука. Джейсон когда-то передал старушке Пэт коробку с этой штуковиной. Мы ду1Мали так — фокус какой-то. А когда вы здесь все перетряхнули, мы призадумались.
Он протянул мне коробку не больше обувной.
— Тут и бумаги все. Как это все устроено. На этом завод долго продержится.
— На чем, Стэнли?
Раздался негромкий смех, и Стэнли вынул из коробки небольшой блестящий шарик, сантиметра три в диаметре. Он отливал серебристо-синим светом с проблесками желтого от фонаря.
Крамер опять засмеялся и отнял руку.
Шарик повис в воздухе.
Он тронул его пальцем, и шарик медленно поплыл ко мне.
— Антигравитационное устройство, — объяснил он. — Теперь заживем, как в раю.
25
Мыс Шэрон остались одни в студийном офисе, наблюдая в окно, как люди расходились под дождем по своим машинам, переговариваясь и смеясь.
Скоро за своим наследством явится Арнольд Белл. Убийца из убийц. Надо, наконец, ему закончить дело и погулять на славу на заработанные денежки. А платить ему будут везде: в Мадриде и Марселе, Стамбуле и Париже, а может, и в Москве.
Когда все разошлись, я погасил прожектора, освещавшие площадку, и проверил шторы на окнах.
— Это правда о Шейле? — спросила Шэрон.
— Да.
— Она… тебе понравилась?
— Мне все нравятся.
— Но ты…
— Не всех, с кем я трахаюсь, я люблю, котенок. Замолчи.