— Старики рассказали мне… о шарике. Еще до того, как показали его тебе. Я сказала, чтобы они не отдавали его тебе.
— Спасибо.
— Стэнли посмеялся надо мной. Он сказал… что я… просто женщина.
Это и вправду было смешно.
— Что верно, то верно, куколка.
— Еще недавно я хотела, чтобы ты умер.
— Кто же любит проигравших? Оставим это.
— Что ты собираешься делать? — спросила Шэрон.
— Выбраться отсюда к чертовой матери.
— Я с тобой, — твердо сказала она.
Было темно. На моем лице не было видно, что я думал и чувствовал, а хрипловатый голос звучал все так же. Начинался последний раунд. Чтобы хоть немного уравнять шансы, мне надо быть одному.
— Не выйдет, дорогая, — возразил я.
— А ты пробовал отодрать банный лист от ж…?
— Фи, какие слова от дамы.
— Никакая я не дама. Я — твоя стерва, Дог.
— Не наседай на меня, хоть твой парень и умер. Давай-ка сматывайся отсюда.
С тихим и коварным смешком она обвила меня руками и прижалась горячим телом. Я попал на живую душистую мину и не мог оттолкнуть ее, и мне было безразлично, как я умру.
— Куда ты, туда и я, — сказала она.
— Возьму тебя в одно место, только ты пожалеешь, — ответил я.
— Возьми меня.
Моя рука коснулась ее лица, потом груди и замерла у заветного треугольника, чье пушистое очертание и горячую влажность я ощущал под тканью платья. Подняв руку, я снова погладил ее по щеке.
— Возьму, когда мы туда приедем, — ответил я.
Когда же лиса перехитрит лису?
Шэрон оставила свою машину на главной стоянке. Толкнув ее в «форд», я велел ей пригнуться и сам по возможности согнулся над рулем. Вместе с нами со стоянки отъезжало несколько машин. Мы влились в уличный поток. Обойдя тех, кто направлялся к Тоду, я сделал вид, что мне надо остановиться, съехал задним ходом на боковой съезд, развернулся и поехал в противоположную сторону. На пустынном отрезке шоссе я сделал полный разворот и направился в сторону Нью-Йорка. У первого перекрестка я свернул на старое шоссе, ведущее в Липтон.
Мы колесили часа полтора, пока не добрались до места. Я не сразу включил фары, чтобы Шэрон могла разглядеть, куда я ее привез.
Мастера, которых нанял Лейланд Хантер, поработали на славу. Старый дом Шэрон сверкал белыми стенами, а на крыльце стоял, как новенький, ее велосипед. За ручку двери был засунут белый конверт, я знал, что в нем.
Шэрон тоже догадалась, но не была уверена, пока не открыла конверт и не увидела в нем купчую на свое имя и ключи.
— Это твое, беглянка.
— Дог… — едва слышно выдохнула она.
— Все восстановлено, как будто и не выходила из дома.
— Зачем?
— Пусть хоть у одного из нас будет родной дом.
Слезы помешали ей ответить. Вставив ключ, она повернула дверную ручку. Дверь бесшумно отворилась.
Внутри все было просто. Старинный дом, теплый и уютный. Казалось, вот-вот запахнет свежеиспеченными пирогами и послышатся детские голоса во дворе. Мужчины будут шлепать картами по столу, а женщины будут подливать им пива из кувшинов и сплетничать на кухне.
— Это чудо, Дог.
— Тебе повезло, малыш. Жаль, у меня не было такого дома.
— Но у тебя большой дом на горе.
— Не у меня, незаконного.
— А там… наверху?..
— Пойдем посмотрим.
Наверх вела лестница, закрытая голубой дорожкой. Улыбаясь, Шэрон открыла двери всех комнат и вошла в свою. Ее глаза наполнились слезами, и я отошел в сторону.
Медленно повернувшись, она долго смотрела на меня, потом сняла свой жакет. Так же медленно она расстегнула блузку и сбросила ее на пол. Бюстгальтера на ней не было, упругая грудь выдавалась вперед, а соски задорно торчали, как розовые пуговки.
— Не надо, дорогая, — сказал я. Но она расстегнула юбку и тоже сбросила к ногам, на ней остались крохотные трусики, которые немедленно последовали за юбкой. Она стояла передо мной, не стесняясь своей наготы, и вьющаяся коричнева ее восхитительного треугольника забавно не сочеталась с крашеной головой. Она легла на кровать своего детства, раскинув ноги в приглашении, но, помолчав немного и глядя на свои руки, спросила:
— Кто ты, Дог?
— Ты меня знаешь.
— Тебя никто не знает, Дог. Пока что. Быть может, я понимаю больше, чем ты думаешь, но мне хотелось бы услышать все от тебя.
— Почему? Ты мне все равно не поверишь.
— Раздевайся.
— Нет.
.— Я хочу видеть тебя ниже пояса.
— Отстань ты, в конце концов.
— Давай-ка, вынимай свой клинок, — она с улыбкой призывно пошевелила ногами. Мои руки помимо воли потянулись к пуговицам и молниям. Когда я разделся, мой клинок был на таком готове, что дальше некуда. Шэрон лежала, поглаживая свои коричневые завитки. В ушах у меня зазвенело, мышцы живота свело, и я лег рядом с ней.