- Сожалею.
— Не жалей. Она ведь окончила колледж. Я-то едва вытянула школу в Бруклине. Мне бы кто так помог.
— Будет, Шарман, ты же вполне довольна своей жизнью.
— Это потому, что я еще и нимфоманка. Я, так сказать, универсальный профессионал. Как ты меня отыскал, между прочим?
— Помнишь Джо Аллена в Бельгии?
— О, старина Джо. Он хотел сделать мне татуировку. Он мне тоже о тебе рассказывал. Я не поверила. — Она кивнула на закрытую дверь другой комнаты. — Марсия говорит, что Джо не врал. Слышишь, не врал.
— Я старался.
— Вот и Марсия так говорит. А старичка зачем с собой' привел?
— Чтобы он убедился, что есть еще порох в пороховнице и он еще может за меня постоять в случае чего.
— В случае десяти кусков, что ли?
— Даже великие адвокаты делятся самым заветным с проститутками, верно?
— А как же? Возьми Мату Хари.
— Вспомни, чем она кончила. Ведь ее кокнули на полном серьезе.
— Все вы. мужики, чокнутые, — заметила Шарман.
— Чокнутые, — повторил я.
— Чепуха, — засмеялась она.
— И я то же говорю.
Мы сидели в кафе, подбирая хлебом остатки яичницы с наших тарелок, и смотрели, как трудовой люд Нью- Йорка спешил на свою первую смену к семи утра. Изуродованное ухо Лейланда Хантера полыхало ярче, чем в тот день, когда его расквасили, костюм был в беспорядке, но настроение ликующее, его распирал смех.
— Ставь на наследстве крест. Дог. Доказал убедительно.
— Я хотел, чтобы у тебя не осталось сомнений.
Он сунул в рот последний кусочек хлеба и откинулся на стуле, счастливый и довольный.
— Вот уж не думал, что старый пердун вроде меня еще на что-то годится.
— Когда это у тебя было в последний раз?
— Не помню.
— Шарман о тебе очень высокого мнения.
— Очень мило с ее стороны. Я ее никогда не забуду. Разве можно забыть эту шелковистую кожу, не изуродованную морщинами. Странно, но мне и в голову не пришло, что я не справлюсь. Теперь я уж не смогу так беззаветно отдаваться своей работе. Между прочим, за все заплатил ты, я так понимаю? Сколько с меня?
— Угощаю. Меня всегда грызла совесть, что я шпионил за тобой и старухой Дубро. А чем все кончилось? — спросил я, смеясь.
— Разошлись, как в море корабли. Через год она вышла замуж за садовника. В те дни купание голышом казалось настоящей оргией.
— Ну, ты хоть чему-нибудь у нее научился?
— К сожалению, нет. Моими учебными пособиями были порнографические улики, которые фигурировали в процессах о нарушении закона о цензуре. Да изредка ко мне приезжают экзотические друзья издалека. Вернемся к твоему делу. Я не совсем глуп, как ты догадываешься.
— Мне не хотелось бы, чтобы врать пришлось тебе, дружище.
— Тебе не придется драться до последнего.
— Почему?
— Следует признать, что ты совсем не тот Дог, которым они привыкли помыкать.
Допив кофе, я попросил счет.
— Думаешь, эта информация будет для них поводом устроить бал в мою честь?
Лейланд Хантер перестал улыбаться, внимательно и серьезно вглядываясь в мое лицо.
— Как ты относишься к советам?
— Смотря чьим. Твой — приму. Открой свой кладезь мудрости.
— Запомни, Дог. Я связан с семьей Бэрринов всю мою жизнь. О моем образовании позаботился твой прадед, он же помог мне открыть свое дело. И все потому, что он и мой отец были верными друзьями. Мой отец погиб, даже не увидев меня. Хочешь не хочешь, но это мой моральный долг — служить им.
— Ты уже давно оплатил свой долг, адвокат. Только твоя деловая хватка спасла корпорацию Бэрринов во время кризиса; твое предвидение помогло им нажить миллионы на войне, а твой талант — источник их неизменного процветания.
— Так было, пока был жив и всем заправлял твой дед. Когда старик стал сдавать, семейство мигом повернуло все по-своему. Я был последний из могикан, мое мнение выслушивалось, но не принималось во внимание.
— Так чего же ты надрываешься, Могучий Охотник[2]? Ты же сам величина. Корпорация Бэрринов — игрушка по сравнению с управляемыми тобой объединениями. Правда, чертовски большая, но все же игрушка.
— Я тебе сказал. Это мой моральный долг.
— Хорошо, пусть так. Я жду твоего совета.
Я попросил официантку принести еще кофе. Похоже, лекция предстояла длинная.
— Помнишь аварию, которая приключилась с твоим двоюродным братом Альфредом на его гоночной машине?
Я опустил куски сахара в кофе, и они булькнули, отдаленно напомнив мне звук ломающихся костей.