И тогда он узнал этот звук. Точно так же названивал его компьютер, когда пропадало электричество, и комп был вынужден переключаться на питание от аккумуляторов.
Динь… Динь… Динь…
«Добросовестностью компьютера и собственным воображением я чуть сам себя не засадил в тюрьму», — подумал он, не переставая душить. Она уже не шевелилась, но он сдавливал ей горло ещё не менее минуты, отвернув в сторону своё лицо, стараясь избежать запаха её дерьма. Как это на неё похоже — оставить на прощание такой мерзкий подарок! Как это на них на всех похоже! Эти бабы! Бабы с их племенными хозяйствами! Не что иное, как поросшие волосами муравейники! И они ещё говорят, что все проблемы от мужиков!
6
Он стоял над её окровавленным, обосранным и, несомненно, мёртвым телом, не понимая, что же ему делать дальше, когда с юга отдалённо донёсся новый грохот. Не пушечный; но мощный. Что-то взорвалось. Может, наконец-то разбился красавчик-самолётик Чака Томпсона? А что, вполне возможно; в такой день, когда ты собирался кое-кого просто обругать — сделать втык, и не больше, а она довела тебя до того, что ты был вынужден её убить, — что-нибудь могло случиться.
Завыла полицейская сирена. Джуниор был уверен: это по его душу. Кто-то заглянул через окно и увидел, как он её душит. Это его побудило к действию. Он бросился через коридор к входным дверям, добрался уже до полотенца, сбитого им с её головы тем, первым, ударом, и остановился. Они же направляются именно сюда, они так всегда делают. Подъедут прямо под входные двери, яркие вспышки их новых светодиодных мигалок будут лупить стрелами боли по чувствительному мясу его мозга…
Он развернулся и вновь побежал на кухню. Посмотрел вниз, прежде чем переступить тело Энджи, потому что не мог удержаться. В первом классе они с Фрэнком иногда дёргали её за косички, а она показывала им язык и корчила гримасы, скашивая глаза к переносице. Теперь её глаза вылезли из орбит, словно старинные стеклянные игровые шарики, а рот был заполнен кровью.
«Это сделал я? Неужели на самом деле я?»
Да. Именно он. И даже одного этого беглого взгляда было достаточно, чтобы объяснить почему. Из-за этих её падлючих зубов. Из-за этих её страшенных клыков.
К первой, присоединилась вторая сирена, потом третья. Но они отдалялись. Слава Христу, они отдалялись. Они направлялись на юг, туда, откуда долетели звуки бомбовых раскатов.
Не смотря на это, Джуниор не стал медлить. Он, крадучись, преодолел задний двор Маккейнов, сам не осознавая, что тому, кто мог бы его увидеть, он просто в глаза кричит, что в чём-то провинился (никто его не увидел). За рядами помидор Ладонны стоял высокий деревянный забор, а в нём калитка. На ней навесной замок, но он, раскрытый, высев на лутке. За свои детские годы, иногда шатаясь здесь, Джуниор никогда не видел его закрытым.
Он приоткрыл калитку. За ней лежали заросли репейника, через которые проходила тропинка, ведущая к приглушённому бормотанию речушки Престил. Однажды, когда ему было тринадцать, он подсмотрел, как на этой тропинке стояли и целовались Фрэнк и Энджи, она обнимала его за шею, он сжимал рукой её грудь, и Джуниор понял, что детство почти закончилось.
Он наклонился и рыгнул в стремительный ручей. Солнечные отблески от воды были злыми, ужасными. Потом зрение у него прояснилось достаточно, чтобы рассмотреть по правую руку мост Мира. Ребята-рыбаки уже ушли оттуда, вместо этого он увидел, как две полицейские машины помчали мимо городской площади вниз по холму.
Зашёлся воем городской ревун. Как было заведено на случай прекращения электроснабжения, включился генератор горсовета, позволив сирене пронзительным голосом сообщить всем эту новость. Джуниор со стоном закрыл себе уши.
Мост Мира на самом деле был всего лишь крытым пешеходным мостиком, теперь уже трухлявым, провисшим. Он имел официальное название: путепровод им. Элвина Честера, а мостом Мира стал в 1969 году, когда какие-то подростки (в своё время по городу распространялись слухи, кто именно) нарисовали у него на боку большой голубой знак мира. Этот знак и сейчас было видно, хотя уже выцветший до призрачности. Последние десять лет мост Мира был закрытым. С двух сторон, его пересекали полицейские ленты с надписями: ПРОХОД ЗАПРЕЩЁН, но по нему, конечно же, ходили. Где-то трижды в неделю там вспыхивали по вечерам фонари членов «Бригады ловли голодранцев» шефа Перкинса, светили они только с одного или другого конца, но никогда с обеих. Им не хотелось задерживать молодёжь, которая выпивала и зажималась там, достаточно было просто их всполошить, чтобы те убрались. Каждый год на городском собрании кто-то предлагал демонтировать мост Мира, кто-то другой предлагал его отремонтировать, но оба предложения отвергались. Казалось, город имеет собственную тайну, и эта тайна состояла в том, что они хотели, чтобы бы мост Мира оставался таким, как есть.