От этого воспоминания - его пальцы на ее коже в ярком свете солнца - она заплакала еще горше.
- Я понимаю, Ты не имеешь дела с духами - конечно, кроме Духа Святого, - но хотя бы во сне? Я знаю, что прошу многовато, но… о Боже, во мне словно дыру сегодня прорубили. Я не представляла, что в человеке может быть такая дыра, и я боюсь туда провалиться. Если Ты сделаешь это для меня, я тоже что-то для Тебя сделаю. Тебе следует только попросить. Пожалуйста, Боже, всего лишь прикосновенье. Или слово. Хотя бы во сне, - она набрала полную грудь воздуха и выдохнула. - Благодарю тебя, Господи. Пусть будет по-твоему. Понравится мне это или нет, - улыбнулась она утомлено. - Аминь.
Раскрыла глаза и, держась за край стола, встала с колен. Зацепила локтем компьютер, и его экран моментально засветился. Он всегда забывал его выключить, но, по крайней мере, не выключал из розетки, и хотя бы аккумуляторы не разряжались. А «рабочий стол» на своем компьютере он содержал в лучшем порядке, чем она на своем; у нее экран всегда был захламлен загруженными файлами и электронными напоминаниями. А на его «рабочем столе», аккуратно расположенные под иконкой жесткого диска, всегда висели только три папки: ТЕКУЩЕЕ, где он хранил информацию о текущих расследованиях; СУД, где он хранил список тех (включая себя), кто сейчас является свидетелем - где именно и по какому делу. Третья папка называлась УСАДЬБА МОРИН-СТРИТ, где он хранил все, что касалось домашних дел. До неё дошло, что, открыв эту папку, она сможет найти там что-нибудь о генераторе, а ей нужно это знать, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии как можно дольше. Генри Моррисон из полицейского участка, наверняка, охотно подключит ей новый баллон с пропаном, однако есть ли у нее запасной баллон? Если нет, надо приобрести у Бэрпи или в «Топливе & Бакалее», пока их не раскупили.
Она уже положила пальцы на мышку, но что-то ее удержало. Заметила на экране еще и четвертую папку, притаившуюся в левом нижнем углу. Никогда прежде ее не видела. Бренда старалась припомнить, когда в последний раз смотрела на экран этого компьютера, и не смогла.
ВЕЙДЕР, было написано там.
Конечно, в Милле живет один-единственный человек, которого Гови именовал Вейдером, как того Дарта из «Звездных войн», - это Большой Джим Ренни.
Заинтригованная, она передвинула туда курсор и дважды щелкнула, опасаясь, не защищена ли эта папка паролем.
Так и оказалось. Она попробовала набрать слово WILDCATS, которым открывалась папка ТЕКУЩЕЕ (Гови не защищал паролем СУД), и угадала. Внутри находилось два документа. Один назывался ТЕКУЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ. Второй файл, в формате PDF, назывался ПИСЬМО ОТ ГПШМ. Языком Гови это означало Генерального прокурора штата Мэн. Она щелкнула этот файл.
Бренда читала письмо с нарастающим удивлением, и слезы высыхали на ее щеках. Первое, на что она обратила внимание, было обращение: не Уважаемый шеф Перкинс, а Дорогой Дюк.
Хотя письмо было составлено не языком Гови, а на юридическом жаргоне, некоторые фразы просто бросались в глаза, словно были напечатаны жирным шрифтом. Первая - неправомерное присвоение городских средств и ресурсов. Следующая - более чем вероятное участие выборного Сендерса. Дальше - совокупность должностных преступлений оказалась более глубокой и широкой, чем нам представлялось три месяца назад.
А в конце, уже, словно не только жирным шрифтом, но и прописными буквами: ПРОИЗВОДСТВО И РАСПРОСТРАНЕНИЕ НЕЛЕГАЛЬНЫХ НАРКОТИКОВ.
Выглядело так, что молитва ее была услышана и ответ она получила, хотя абсолютно неожидаемым образом. Бренда села на стул Гови, щелкнула на файле ТЕКУЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ в папке ВЕЙДЕР и продолжила общение со своим покойным мужчиной.
7
Речь Президента - длинное подбадривание, мало информации - закончилась в 24:21. Расти Эверетт посмотрел выступление по телевизору в комнате для отдыха на третьем этаже больницы, в последний раз просмотрел бумаги с клиническими данными и отправился домой. В его медицинской карьере случались и более хлопотные дни, но никогда еще он не чувствовал такого беспокойства, такого уныния в отношении будущего.
Дом был темным. Они с Линдой говорили на тему приобретения генератора в прошлом году (и позапрошлого тоже), потому что Честер Милл каждую зиму оставался без электричества, бывало, и на четыре-пять дней, то же самое случалось раза по два каждое лето; Энергокомпания Западного Мэна не принадлежала к самым надежным поставщикам услуг. Все те рассуждения заканчивались одинаково: они не могут его себе позволить. Возможно, если бы Линда работала в полиции на полную ставку, но ни она, ни он этого не желали, пока их девочки еще так малы. «По крайней мере, у нас хорошая печка и до черта дров. Если до этого дойдет».
В бардачке лежал фонарик, но, когда он его включил, тот выдал блеклый луч и уже через пять секунд умер. Расти пробормотал плохое слово, и напомнил себе, что завтра надо бы прикупить батарейки - то есть сегодня днем. Конечно, если будут работать магазины.
- Если после двенадцати лет жизни в этом доме я не найду дорогу, я обезьяна.
Конечно, так оно и есть. В этот вечер он действительно чувствовал себя обезьяной - той, которую только что поймали, привезли в зверинец и заперли в клетке. И дышал он, бесспорно, как обезьяна. Наверное, надо встать под душ, прежде чем ложиться…
Однако. Нет электричества - нет душа.
Ночь была безлунная, но ясная, с неба на дом смотрели миллиарды звезд, и выглядели они такими же, как всегда. Может, там, наверху, барьера нет? Президент на эту тему не высказался, и, возможно, те, кто изучает это дело, еще и сами не знают. Если Милл оказался на дне чего-то наподобие колодца, а не накрытым каким-то идиотским стеклянным колпаком, то дела не такие уже и плохи. Правительство сможет подавать сюда все необходимое по воздуху. Бесспорно, если страна может тратить сотни миллиардов на обеспечение корпоративных долгов, то и сюда закинуть на парашютах немного лишней еды и несколько паршивых генераторов она может себе позволить.
Преодолев крыльцо, он уже извлек ключ, и тут заметил, что что-то висит на дверной щеколде. Наклонился поближе, рассмотрел и улыбнулся. Это был мини-фонарик. На распродаже Последний День Лета в Бэрпи Линда купила таких шесть штук за пять баксов. Тогда это показалось ему глупым расточительством, он даже вспомнил, что подумал тогда: «Женщины скупаются на распродажах по тем же мотивам, что и мужчины восходят на вершины гор - только потому, что они туда попали».
На заднем торце фонарика торчала маленькая металлическая петелька. Сквозь нее был протянут шнурок от одного из его старых кед. К шнурку была приклеена записка. Он оторвал бумажку и нацелил на нее лучик фонарика.
Привет, любимый. Надеюсь, ты в порядке. Обе Джей наконец-то угомонились. Обе были расстроены и беспокойны на протяжении ночи, но, в конце концов, вырубились. Завтра я с утра на службе целый день и я именно это имею в виду - целый день, с 7:00 до 19:00, приказал Питер Рендольф (наш новый шеф - УЖАС). Марта Эдмандс пообещала взять к себе девочек, благослови Господи Марту. Постарайся не разбудить меня. (Хоть я могу и не заснуть.) Боюсь, впереди у нас трудные дни, но мы их переживем. В кладовке полно пищи, слава Богу.
Любимый, я знаю, ты устал, но не выгуляешь ли Одри? У нее так и не прошел тот ее странный скулеж. Может, ощущала приближение этой штуки? Говорят, собаки предчувствуют землетрясение, и возможно…
Джуди и Дженни просили передать, что любят папу. И я тоже.
Мы успеем поболтать завтра, правда же? Поболтать и скупиться.
Мне немножечко страшно.
Лин
Ему тоже было страшно и не очень радостно от того, что его жене завтра придется работать двенадцать часов в то время, как ему самому - шестнадцать, а то и дольше. Не рад он был и потому, что Джуди и Дженнилл целый день пробудут с Мартой в то время, как им, надо полагать, тоже страшно.
Но меньше всего радости он ощущал от того, что должен вести на прогулку собаку, в то время как на дворе уже был почти час ночи. Он подумал, что она действительно могла ощущать приближение барьера; он знал, что у собак развито предчувствие многих явлений, не только землетрясений. Однако, если тот ее странный скулеж действительно был связан с этим, Одри уже должна была бы успокоиться, не так ли? По дороге домой он не слышал городских собак, все они хранили гробовое молчание. Никто не лаял, не выл. Не слышал он также и разговоров о том, чтобы какая-нибудь скулила перед этим.