Удовлетворение потребностей в Директории Коммун возведено в ранг культа, только не требований отдельной личности – а всего народа в целом. «У каждого не может быть своих потребностей, ибо в обществе равных, все нуждаются в одинаковом уровне и степени удовлетворения», как сказано в Послании к народу №12.
Нельзя погасить пламень жажды потребностей, ибо они безграничны, неутолимы, но можно взять их под контроль и руководить ими, ловко совмещая политическую необходимость и людскую нужду.
«Больше, больше, нужно больше!» – в безумном порыве кричит и во все времена кричал народ, захлёбываясь слюной, требуя, что ему всё давали и его самого возвысили на пьедестал божества, и Директория Коммун дала ему, всё, что необходимо.
Обществу, молотом идеологическим установок, вбили в сознание, что их потребности теперь – отправление религиозных обрядов, подчинение самому себе, ненависть к предателям и удовлетворение самых базовых нужд, что стало краеугольным камнем поведения большинства партийцев. Теперь во имя народа читаются молитвы и ему посвящены культы, он стал всем руководить и с его санкции решается судьба человека, что удовлетворило потребность в групповой гордыне, социальному самодовольству. Народу сказали, что вторая нужда – насладиться богомерзким искусством, вдоволь насыться и сладко поспать, не забывая о безумном глумлении толпой над оступившимися.
Чтобы исполнить это, нужно было свести потребности людей до животного, склонить к рабству ударами кнута собственного чрева и гордыни, и Партия сделала это. Она уничтожила мораль и веру, убив потребность в высоком искусстве и духовно-нравственном развитии, чего коммунизм дать не может, ибо его цель – вырастить мешанину, подчинённую самой себе. Партия уничтожила семью, понимая, что потребность в любви и тепле, низводит на нет верность к партии и потакании народному невежеству, так как её существование противоречит догмам коммунистичности о равенстве и верности только обществу.
Нет больше потребности в спасении души, нет нужды в любви, а есть она в удовлетворении гордости народа и его культа базовых нужд, что и ведёт к рабству, ибо такие люди не способны понять, что их существом стали идеологические установки или Генеральная Линия Партия.
Давиан несётся дальше, и огонь становится всё ближе, вместе с надеждой на спасение.
«И что же дальше у того “святого” народа? Как ещё его испортил идейный рупор, пропагандирующий ересь?» – спросил себя Давиан и вспомнил фразу одного из древнейших пророков квазисоциалистического учения востока, как его называют в Директории – «Когда имущество сосредоточено в одних руках, народ рассеивается. Когда имущество распределяется, народ объединяется[14]».
Этим и ещё сотней строчек из различных актов оправдывается жадность народа, ставшая четвёртым кругом тюремного ада. В Директории Коммун наличия большего количества имущества, чем положено – преступление, которое карается нещадно и жестокого, а вещи, ставшие «предметом преступления» распределяются среди народа.
Но откуда это пошло? Откуда коммунизм подчерпнул идею, что для благой жизни и наилучшего устройства всё имущество стоит отбирать и распределять. Всё это рождено из чувства лже-справедливости, когда одурманенный, опьянённый погромами и бунтами народ громил богатых и зажиточных, ненавистных владельцев имущества вешал, а детей их подвергали всяческому насилию. И Партия взяла немощь людей – их зависть и жадность на вооружение, дав обществу карать тех, кто имеет больше и привязывая к себе неистовой любовью партийцев за такую возможность.
Ещё одно орудие порабощение – народ, ищущий врага в себе, околдованный идеями имущественного равенства, не посмотрит со злобой на тюремщика, который дал ему кнут побивать того, кто нарушил режим.
«Но как же так?».
И из чего родилась идея фанатичного «перераспределения» имущества и вещей? Социальная справедливость для коммуниста лишь ширма, прикрытие его зависти, жадности и злобы, которая подобно адскому мотору вместо сердца, огнём жаркого пламени раскочегаривает в нём печь ненависти и готовности всё отобрать и перераспределить по принципу имущественного равенства. Такого человека не волнует забота о других, ибо справедливость только вуаль, орудие зависти и жадности, которое он использует для погибели тех людей, которые имеют чуть больше.
И не раб ли такой человек? Больной слепой злобой и жадностью, безумным стремлением к лже-справедливости? Он отнимает у людей имущество, отдаёт его в складской распределитель из-за зависти и ярости, кипящей в нём, становясь заключённым двух господ – страсти душевной и Партии, которая помыкает им, правит, а он не замечает этого.