Пройдя чуть дальше Давиан заметил, как пыль с широких подоконников стирают специальные устройства, поблёскивающие металлическим просветом, и втягивающие в себя весь мусор, а ковры пылесосит похожий на серую пластиковую трапецию механизм, передвигающийся на колёсиках. Давиан уткнувшись взглядом в «диво дивное» вспоминает, почему прозвал людей здесь просвещёнными, ибо освободив своё время, и преследуя цель сделать всё общественным они передали большую часть роботам, что и по мнению юноши позволило им сделать скачок в развитии. Парень чувствует гордость, что является партийцем страны, где большая часть тяжеленого труда отдана механическим тварям, и люди могут свободно, без пригибания спины под тяжкой работой, заниматься изучением великих идей, философствовать, да и просто жить в своё удовольствие.
Давиан покинул пределы «Общего Холла», где люди буквально и живут, переходя в маленький, узкий коридор, от стен которого веет неприятным холодом. Навстречу ему попались две девушки, облачённые в серые одинаковые одежды – штаны и кофты, с ботинками и ничего лишнего. Они еле как разминулись в узком пространстве коридора, теснясь, друг к другу, чтобы пройти дальше. Слишком большие «Холлы» и узенькие проходы вызывали первые часы пребывания здесь у Давиана чувство диссонанса, необычайности, но он привык к этому быстро, подгоняемый одним из Народных Постановлений, говорящих о том, что «Узкие коридорные пространства способствуют повышению коллективности», что Давиан пока понять не может. Однако, оставив мысли о здешнем праве, юноша побыстрее устремился покинуть это место.
Давиан из коридора и через лестницы, минуя другие «Холлы» через пару минут пока он шёл, смог добраться до главного входа. Пока он блуждал в коридорных хитросплетениях ему встретилось не так много людей и в Рейхе каждый, из чистой вежливости, насаждаемой церковью и государством, с ним мог поздороваться и таки засыпали приветствиями соседи, а здесь народ иной, просвещённый, все с каменными лицами миновали Давиана, словно его и никогда не видели, хотя он их сосед и вчера с ними общался.
«Удивительная мрачная невежливость или сдержанность эмоций, которые скупо проявляются здесь в каждом?» – Подумал Давиан, вспоминая, что действительно тут люди не слишком богаты на чувства и такие эмоции как радость или счастье у них могут вызвать только утреннее чтение ксомунов или же пребывание на утренних планёрках, когда объявляются успехи «коммунистического общества» – сколько чего произведено, какое количество идейных отступников казнено и тому подобное.
Любого, кто тут не живёт, эта картина едва бы обрадовала, если даже не показалась бы абсурдной, и даже Давиан не понимает, к чему всё это. Но он тут же успокоил все свои волнения по этому поводу, ибо вытащил из памяти слова здешнего Главы по Общественному Управлению Собственностью – «Эмоции и чувства тоже порождают неравенство, а поэтому и приняты были, на благо партийцев, постановления и законы народные, говорящие об “эмпирическом единстве”, и теперь устремлены все душевные чаяния на создание атмосферы равнения эмоционального, чтобы искоренить всякую разность в ощущении мира и его восприятии». Как только уши Давиана это восприняли, первое, что потревожило рассудок было непонимание сути сказанного, ибо это больше походило на молитвенное восхваление того, что всё красится в серые тона и люди юридически обязаны не проявлять разные эмоции. Но потом до него стало потихоньку доходить, что это ради великой цели равенства и даже принятый «Народный Табель об Чувствах», предписывающий, какие чувства и когда нужно проявлять, устремлён к единой цели – создать общество, лишённое всякого неравенства. «Какая прелесть» – подумал обо всём этом юноша, подходя к большим дверям, что отлиты из железа и раскрашены в серый цвет, с резко контрастирующими алыми восьмиконечными звёздами, которые есть восемь стрел, своим цветом символизирующие яркость всех идей и мечтаний Коммуны.
Давиан, минуя главный холл, который больше похож на большую серую коробку, с расставленными по углам диванами и столиками, приблизился к дверям, что выше него в три раза. Встав лицом к лицу с исполинами, преградившими ему путь, можно ощутить холодок трепета перед одним из самых малых проявлений могущества Коммуны. Протягивая дрожащий большой палец к сенсорной панели, Давиан восхищается тем, как тут всё устроено – монументальность в каждой вещи врывается в душу чувством уважения к Коммуне. Как только отпечаток был отсканирован на тёмно-синей поверхности, массивные слитки железа заскрежетали и поспешили отвориться, быстро отворяясь, и через секунду Давиан уже спускался по холодным бесцветным ступеням, и мимолётно окинув взглядом дворик.