Агент замолчал. Всех сидящих в зале накрыла волна неподдельного ужаса, никто не мог поверить, в то что, за ними неистово следило око Канцлера. Никто не хотел верить в то, что над ними нависла рока рука, готовая своим холодным клинком перерубить свободу и ввергнуть народ в эпоху тысячелетнего рабского подчинения.
– Вы понимаете, почему здесь все собрались? – внезапно разорвал сгустившуюся тишину Лорд–Магистрариус. – У нас просто не осталось времени. Всё начнётся и кончится сегодня, в день славы, когда в нашей стране либо восторжествует свобода, либо она будет ввергнута во мрак тирании. И то, каково будет наше будущее, зависит напрямую от нас! – внезапно и неожиданно для всех собравшихся и для самого себя в порыве ревностного революционизма. – И именно сейчас мы должны выйти на улицу Рима и взять то, что мы заслужили!
Зал аплодировал стоя. Все собравшиеся, ведомые порывом одного человека готовы были брать Рим. Они, дети свободы, сегодня двинуться на дворец Канцлера и попробуют взять свою свободу. Но пока все неистово ликовали, заворожённые пламенной речью, Лорд–Магистрариус продолжал:
– Мы можем не бояться прихвостней Канцлера, которые неусыпно бродили по улицам Рима и стояли на страже нечестивого режим. Ещё днём я издал и подписал указы от имени Канцлера о том, чтобы большинство военного состава Империал Экклесиас, Трибунала Рейха и Армии Рейха были передислоцированы далеко на юг, и они сейчас на пути в Сицилию. И сейчас в городе не осталось тех, кто сможет дать нам организованный отпор. Через несколько часов, после того, когда я инициирую «протокол № 781», город будет наш. Никто не устоит перед нашим праведным гневом!
Зал всё так же продолжал неистово ликовать. Аплодисменты сменились на восторженные клики и возгласы к скорейшему воздаянию. Многие люди уже сейчас были готовы повести за собой верных людей и занять дворец, где сидит тиран.
– Но самое прекрасное, друзья! – всё продолжал глава правительства Рейха, надрывая голос, пытаясь перекричать толпу. – Нам не нужно будет устраивать повсеместную революцию. В нашем Рейхе, вся идея крутится на верности одному человеку, и все регионы зависят от Рима… убери человека и возьми Рим, и вся деспотичная система будет ввергнута во тьму. Если сегодня, этот вечный город станет нашим, то завтра весь новый Рейх будет внимать нашему праведному слову! – Лорд–Магистрариус загадочно приостановился, в его взгляде что–то промелькнуло, а на лице мельком пробежала лёгкая улыбка, и он более спокойно продолжил. – Ну а так как мы в первом парламенте Рейха, то предлагаю вам высказать свои первые идеи по устройству будущему устройству нового Рейха, которые будут завтра высказаны уже на официальном уровне.
Взгляд Лорд–Магистрариуса пылал надеждой, на лице была широкая улыбка. Он буквально светился, источая искреннюю надежду на благое устройство нового государство и светлое будущее.
Первый вышли представители от Империал Экклесиас и Армии Рейха. Они зачитали свой проект, в котором говорилось о президентстве, теократо–милитаристской республике. Говорилось об уже более вольном подчинении всех субъектов центру. Кто–то смотрел на них с лёгкими улыбками, достойных детской наивности, а кто–то был сконцентрирован на их выступлении и уже анализировал проект.
Второе же выступление было от представителей Корпоративной Палаты. Они предлагали начать формирование свободного рынка, где люди, обладающие достаточными средствами, будут сами развивать экономику, не государство, а уже люди. Так же эти представители предлагали снять контроль над новообразованным предпринимательством.
За пять минут прозвучало множество проектов подобного типа. Большинство людей, выступавших со своими идеями, не были искушены в политике, они в процессе учёбы даже не изучали никаких других идей, кроме «Теории Государства и Законов Рейха». Везде учили, что есть только одна система и одно государственной устройство – Рейх. «Ничего кроме Рейха» – как было сказано в одной из заповедей Культа Государства. И поэтому эти проекты мало чем отличались друг от друга, становясь более похожие на наивные мечты об утопическом устройстве.
Но вот к людям вышел ещё один человек, приковавший к себе максимум внимания, которое только было возможно. Он ярким был представителем специфической культуры, за которую в Рейхе могли посадить или вообще сжечь как отступника или еретика. «Непризнанная богема» – Как всегда выражался глава имперского правительства. Мужчина довольно свободно и безвкусно одет, будто болел неким психическим заболеванием. На нём трепеталась какая–то рваная майка, по виду стащенная с помойки, розовые туфли, неистово блестящие на свету и серое трико с коленками назад. Он со своим вульгарным видом вышел на середину кабинета. Удивлённые взгляды пронзали его со всех сторон и понеслись пересуды. Этот человек немного помялся, но тут же голосом, наполненным своенравия и безумной вольности, заговорил, чуть ли не брызжа слюной изо рта: