Шествие медленно подошло к мосту. Наступила неожиданная тишина. Все с непонятным заворожением смотрели на Дворец Канцлера. Пускай множество его считало рассадником и оплотом тирании, но все восхитились его великолепием и грандиозностью. Даже в таком состоянии, когда не работала не одна лампочка, отсутствовало освещение, и вся постройка пребывала во мраке, он всё равно производил неизгладимое впечатление такой роскошью и грандиозностью. Он был подобен древнему символу могущества и величия Рейха.
– Ну что! За этими стенами наша свобода! Так пойдём и возьмём её! Заберём, что наше по праву! – прокричал Лорд–Магистрариус, призывая всех на штурм.
Толпа за ним по-дикарски взревела, сотрясая пространство от жуткого ора. Они кричали, корчились и плясали подобно одержимым, которые были во власти некого беса, что гнал их на стены.
Лорд–Магистрариус посреди этого безумия одержимых ложной свободы посмотрел на выживших «Стражей Шпиля».
Больше двух метров чистого металла и спокойствия. Они, закованные в самые продвинутые и лучшие доспехи, были воплощением нового времени, что вот–вот наступит. Они просто шли, пылая верностью, за своим предводителем и безукоризненно выполняли его приказы. Эти воины были воплощением железной верности своему господину. И эти гротескные бойцы двинулись приказу своего повелителя к дворцу. Все буквально ломились увидеть тот момент, когда Канцлер отречётся от своей, чрезмерно огромной власти. Никто не хотел пропустить этого момента, а поэтому просто давили своих сподвижником, буквально поваливая их на землю и затаптывая.
Мятежники прошли за огромные ворота стен «Канцлер Цидалис» и оказались прямо у невообразимо больших дверей Дворца Канцлера. Они были сделаны из дуба и отделаны самыми различными фресками и роскошнейшей резьбой.
Ступени дворца были сделаны из чистого мрамора, который был отделан золотой отделкой.
Но это грандиозное великолепие уже не волновало толпу, которая постепенно заполняла всё пространство перед дворцом, ибо они всего лишь ждали выхода главного антагониста этого карнавала.
И, пока ещё не собрались все, громоздкая дверь грандиозного Дворца отворилась.
Сердца у людей забились сильней, ибо развязка этого апофеозного бала становилась всё ближе. Дверь открылась, и оттуда вышел правитель огромного необъятного Рейха, великой Империи, объявленной наследницей державы золотого орла. Взгляд Канцлера был одновременно и холоден, и печален. Его чёрное кожаное пальто, что немного растрёпывалось на прохладном ветру, было слегка потёрто, а сапоги не начищены до привычного блеска. Сегодня он вышел к людям бес перчаток, предоставив к обозрению руки в мозолях и ссадинах.
Ветер буквально усилился, и флаги неистово затрепетали, будто в унисон этому волнительному и случайному порыву воздушных масс.
Канцлер просто смотрел на собравшихся людей. Он не был в шоке от прибывавшего идейного многообразия, что готово было его растерзать. Ему не рябили глаза сотни разноцветных флагов и тысячи лозунгов, что были противны самому устройству государства в Рейхе. Великий правитель смотрел на свой народ, подобно тому, как строгий, но заботливый смотрит отец на своих мятежных и непокорных детей, которые ведомые своей гордыней стремились доказать, что они выше своего отца. У Канцлера в глазах не было ненависти к собравшимся людям или страха к их гневу, лишь бездонная печаль от столь гнусного предательства и разочарование от того, что они сотворили, которому просто не было предела.
Сердце правителя сжалось до жуткой и терзающей боли в груди, отчего Канцлер чуть не рухнул на ступени. К его горлу подошёл ком, от которого дышать было просто невозможно, но по белоснежной щеке не потекла медленно горячая слеза, обжигающая искалеченную душу несчастного правителя, однако само сердце взывало к тому, чтобы он пролил её. Правитель смог удержаться.
Никто так и не увидел слёз Канцлера, но если бы даже он и прослезился, ни один из нескольких тысяч собравшихся не смог бы увидеть влаги на лице правителя. Все настолько были одержимы идей переворота, что некий странный багровый туман застлал им взор, не позволяя увидеть реальность, которая готовила к свершению неистового рока.
В безумной круговерти этого революционного карнавала все потеряли то, что было важнее любого лозунга или идеи. Собравшиеся демонстранты упустили нечто, что ценнее всех прав и свобод, что могли существовать в этом мире. Люди перестали быть людьми, упустив своё главное сокровище – человечность.
Все те, кто стоял перед огромным дворцом стали просто шестерёнками огромного революционного механизма или бездушными куклами на этом балу оппозиционной фантасмагории.