Посреди старого зимнего леса возвышался небольшой одноэтажный дом, сделанный из крепких деревянных досок и выкрашенный в белый цвет.
У старого пластикового окна стоял Эстебан. Он снова в своей любимой манере сложил руки за спиной и всматривался куда–то вдаль, в лесную гущу, будто выискивая некий тайный смысл в снежном пейзаже.
Мужчина много раздумывал о том, что будет дальше на их пути и вспоминал, как они сюда добрались через стену.
Эстебан вспомнил, как ещё в аванпосте разгорелся страшный спор, вновь из–за заядлого раскольника – Давиана, который настолько стал, одержим своей идей, что был готов рискнуть всем, что у него осталось.
Когда Командор указал, куда нужно идти, где можно спрятаться, к карте внезапно подошёл Давиан. Его неожиданное действие вызвало каскад пристальных и в тоже время взволнованных взглядов у всех. В кабинете повисла густая тишина, которую разбавляло лишь сопение Ротмайра.
Юноша долго рассматривал карту, исполосованную линиями, внимательно смотря на точку, что находилась где–то на востоке старой Италии, где граница сильнее всего выпячивала и буквально вклинивалась. Этот клин был нежно объят красным пунктиром.
Все сразу всё поняли, чего возжелал фанатичный коммунист, а Эстебан вспомнил этот клин. Его ещё называли «кровавым выступом», ибо он, был приобретён ценой огромных жертв солдат Рейха. Во время великой войны его первый канцлер отвоевал у Директории Коммун.
– Вы уходите без меня, – сухо отчеканил Давиан.
В кабинете тут же, без секундной задержки, послышались негодования, вздохи и цоканья, вызванные упрямством и фанатизмом Давиана.
– Парень, оставь свой идейный бред, – недовольно высказал ему Ротмайр.
– Сколько будут свободны границы? – всё так же холодно чеканил юноша, будто не замечая вспыхнувшего недовольства.
– Давиан, успокойся. Всё кончено. Партии больше нет. Пошли уже с нами, – отчаянно пыталась вразумить парня Элен.
– Сколько, свободны, границы? – отделяя слово от слова, не замечая ничьих замечаний, твердил Давиан.
– Ох, – выдохнул Эстебан. – Они наверняка будут свободны до самого утра, а может и до вечера. По крайней мере, пока работа министерств снова не будет возобновлена.
– Хорошо…
– Давиан! – недовольно вскрикнул Алехандро. – Оставь ты весь этот бред. Вразумись!
Но парень, будто не слышал ничьих слов, будто пребывая в неком подобии странного транса, затуманившего его рассудок.
– Вы не понимаете. – Вдруг неожиданно начал юноша. – Я не просто ношу эту идеологию, я живу этой идей, она стала всем для меня. Так же как вы живёте идеями свободы и бесконечных прав, так и я дышу равенством и справедливостью, – И с крайним сокрушением добавил. – Оставьте меня просто…
Весь кабинет умолк. Все стояли и молча, смотрели на обезумевшего от своей идеи Давиана, никто не проронил ни единого слова с минуту.
– Послушай, – Спокойно начал Эстебан. – В Милане, в сторону востока отправляется скоростной поезд. Конечная его станция – «Пришествие Чистоты». Оттуда до границы всего два часа.
Все всё поняли. Давиана было не остановить и единственное, что они могли сейчас сделать, это отпустить и помочь добраться до стены юноше.
Тут внезапно вышел Пауль. Все повернулись на него. Намерения этого парня тоже все поняли. Его лик был мрачен, а слова тяжелы:
– Ребят, я, наверное, пойду с Давианом.
– Ещё один, – недовольно высказался Артий.
У всех в душах кипело недовольство от столь глупого упрямства, сменившее шок и разочарование от ухода Давиана, но его внезапно разогнал Командор:
– У нас нет времени на всё это. Если хотите попасть в Директорию Коммун, то, пожалуйста, но знайте, там будет некому о вас позаботиться. Вы предоставлены сами себе.
Эстебану были безразличны эти два коммуниста, он был в ответе только за Габриеля и только он его волновал. И сейчас, слава Богу, Габриель не высказывал желания присоединиться к этим двум обезумевшим от идеи красного тотального уравнителя.
После того, как вопрос был решен, настало время покидать аванпост. Солдаты полк–ордена сразу после выполнения своей задачи присоединились к проекту «Новый Дом» и отбыли на место новой Цитадели. Давиан и Пауль мгновенно же двинулись в Милан, желая успеть на свой поезд и поскорее очутиться в «земле обетованной», которую никто никогда из Рейха не увидел. Эти двое были ведомы желанием увидеть царство несказанной справедливости и всеобъемлющего равенства, которое могло быть только рассказано в самых смелых сказках древних философов – Маркса и Энгельса. Они ушли в те земли, где ещё не было ни одной ноги обычного жителя Рейха.