– Ох, лучше скажи мне, – топчась на одном месте, утирая слезу, выдавленную истерическим смехом, заговорил Арсинис, – а что у вас с Эбигейл? Просто моя Марта считает, что вы любовники.
– Ох, нет. – Бурно запротестовал мужчина, как будто его обвинили в преступлении. – Мы просто хорошие коллеги.
– Но…
– И никаких тут «но».
– Однако ты хотел бы с ней встречаться?
Пауза стала ответом. Для парня, прожившего в трущобах, знающего людей, как родной квартал, сомкнутые губы Эрнеста и отсутствие, голоса уже ответили на вопросы.
– Я не знаю.
– Чего же тут не знать? Чувства это такая штука, что их либо чувствуешь, либо нет. Иного не дано. – Блеснул житейской мудростью Арсинис.
– Бывшая жена. – Промямлил Калгар, пытаясь сформулировать мысль, которую оборвал резкий голос другого парня:
– Что?! Ты ещё тяготеешь к той бабе, которая променяла тебя на кнут и тот разжиревший мяч, которым слоны должны в футбол играть? Как там эту гору дерьма звать?
– Верховная Мать.
– Ты ещё тяготеешь чувствами к той бабе, что теперь лобызает почерневшие пятки Верховной Мамке? Не разочаровывай меня, парень. С тобой сейчас не она, а Эбигейл. Я думаю тебе всё понятно.
– Так точно. – Шуточно ответил Эрнест. – Как нельзя лучше.
– Правильно. – И потянув корпус в сторону, показывая ладонью в продолжение улицы Арсинис мягко произнёс. – Смотри, кто идёт.
Впереди, на фоне небоскрёбов и прогрессивной цивилизации, по разбитой улочке, напоминающей зону артиллерийского обстрела, в одиночества шла девушка. Звон её каблуков, наверное, раздавался эхом по всему кварталу. Ноги в чёрных брюках привлекали своей стройностью и отсутствием спичечной худобы. Курточка, цвета тёмной ночи, доходила прямо до пояса. На матовый материал ложились выпрямленные оттенка капучино волосы, осветлённые до русого цвета к кончикам. Прекрасные глаза, похожие на драгоценные камни созерцали с надеждой и счастьем. Их взгляд стрелой уставился на Эрнеста. Крашеные и объёмные ресницы порхали, словно крылья бабочки.
Эрнест уже не посмел изречь фраз в стиле «она не моя». Мозг и душа не отвергали, интенсивно впитывая сказанную житейскую мудрость. Средь либерального безумия, сумасшествия красивых идеологий и полной оболваненной народной массы только простая житейская мысль, прошедшая десятки поколений, и оставшись нерушимой, может стать светом во тьме сгущающихся над обществом и душою туч.
– Так иди же к ней! – Буквально толкнув рукой в спину, сорвался Арсинис, желая помочь другу.
Как на зло или радость судьбе, Эрнест подчинился и пошёл вперёд, смотря, как девушка улыбается ему. Но Эбигейл определила каблук прямо в застывшую лужу и покатилась вперёд. Мужчине пришлось её подловить, но скорость такова, что девушка носом уткнулась в грудь парню, подавшись по инерции вперёд.
– Эрнест. – Порхая ресницами, отпрянула девушка от груди мужчины. – У меня тля тебя хороша новость.
– Какая же? – Встрепенулся сердцем Эрнест, заключив девушку в объятия.
– Я смогла. Эрнест, – волнительно, на пике радостной тревоги твердила девушка, – твой сын. Лютер. Он здесь. Учится в этом городе. Я нашла его.
Сердце Эрнеста не то, что затрепетало. Оно взорвалось бурей из тысячи эмоций, бешено стучась об рёбра, вот-вот их выбьет. Мужчина смотрел на девушку, в её прекрасные топазные глаза и шторм чувств брал штурмом его душу. Мышление отошло на второй план, отдав тело во власть глубинных и древних чувств.
– Вот молодец. Раньше бы так. – С широченной улыбкой изрёк Арсинис, смотря, как Эрнест пламенно и страстно целовал Эбигейл.
Глава двадцать пятая. «
Homo
Liberus
»
Уэльский Олигархат. Скатриума. Следующие сутки.
«Все великие народы и империи идей требовали от своего просвещённого населения одного – выдать новое, совершенно по-иному мыслящее существо, что своей приверженностью готово поколебать сами небе. Так в чём же теперь наша цель, как величайшей на земле либеральной империи? В чём истребования?
Наша цивилизация нуждается в совершенно новом человеке, который сможет стать носителем ценностей концепции Развитого Либерализма. Всякая идея нуждается в новом виде человека, способного воспринимать и нести свет идеологии во тьму мракобесия. Наша наука выделяет такие древние виды: «Человек Первобытный», «Человек Рабовладельческий», «Человек Феодальный», «Человек Первобытного Протолиберализма»… и так далее. Есть даже такие странные виды: «Человек Антилиберального Коммунистического Толка» и «Человек Фашистский».