Для кого-то такие новости казались лишь само собой разумеющимся в мире прав и свобод, но вот находились и те, кого брал шок от содержания вестей. Да, есть ещё в новом Содоме те, кто готов решительно отказаться от иглы, травы и множественных игрушек для «актов Свободы».
По Скатриуме продвигал пара таких человек. Всего двое парней, но всё же, по количеству таких же, это целый легион среди либеральных безбожников. Первый, высокий и беловолосый, широкоплечий, как викинг и такой же угрюмый. В зелено-болотных глазах повис хлад, сравнимый с северными ветрами, и источалось возмущение от увиденного.
Роботы, похожие на людей, идущие под ручку со своими «любовниками». Каждый механизм, похожий на человека, приравнивался к таковому. И этот парень знал это, что воспламеняло в душе огонь негодований. Он помнил лекции, на которых рассказывали, что «граждане-механизмы» защищаются в судах, к ним такое отношение, как и к «Вестникам Свободы», они получают такие же социальные пособия.
ИК-12, Железный Плут, АркКо-56, ЦУ-81: все эти имена отпечатались в памяти юноши, будто их выжгли там неведомым клеймом и навсегда закрепили. Названия андройдов, которые за последние недели выиграли дела у живых граждан. И не только выиграли, а также вступили в брак. Парень с отвращением вспоминал, что слова выйти «замуж», или же «жениться» являются запрещёнными, так как «наглейшим традиционным образом оскорбляют права ЛГБТПАиПНА и звероформированных», а также все объедения феминисток, ибо жениться в их смысле – «вступить в процесс семейного угнетения».
В глазах и бурлящих мыслях юноши сей признавалось мерзостью, с которой не сравнится религиозный фанатизм южного соседа – Автократорство Рейх, ведущего бесконечную войну за истинную праведность. Теперь же парень, имя которому Габриель, понимал, чего так боялись иерархи церкви и Культа Государства.
Второй юноша, чернявый, довольно стройный, но с глазами, как далёкий атактический лёд. Он пробыл в стране, имя чьё отзывается страхом в сердцах тех, кто смеет думать о древней традиционной семье, существовавшей из глубины веков, и стремится воспитывать своих детей в строгости да сдержанности. Название державы, с которой ассоциируется тысяча флагов, тысячи объедений, суть которых сводится к одному – оторвать человека от всех старых постулатов жизни, и ввергнуть в экстазы и бесконечную Свободы.
Лютер прекрасно знал, что к чему. Мужчины в голубых, розовых платьях на шпильках его не смущали, но отторгали. Женщины, готовые за свои права порвать любого, кто встанет на их пути. И легионы бесполых, именующих себя освобождёнными от всяких предрассудков гендера. Юноша всё понимал, но ничего сделать не мог, ибо воздаяние настигнет его раньше, чем он посмеет высказать свободное мнение, противоречащее принципам Свободы.
Габриель и Лютер, два разных мира, но так похожих. Их миры, солнца, что сияют над ними, настолько же разные, сколько и похожи. Два близнеца, из разной материи, две стороны одной монеты. Мир, Старый Свет как будто надсмехался над бытием, склепав два «абсолюта», старающихся показать себя разными и одновременно демонстрирующий истинность их родства.
– Лютер, – подняв руку, облачённую в кожаный рукав пальто, бодро обратился к своему другу, – ты так и не сказал, а куда же мы идём.
– Ох, не в самое хорошее место. – Юноша запустил руку в карман куртки. – Это дом триста двенадцать, квартира один. – Осмотревшись по сторонам, устремив взгляд в пролёты небоскрёбов, юноша мрачно констатировал. – Ещё пара минут и мы подойдём к дому.
– Что же ты там забыл? – В шутливом тоне попытался скрыть серьёзный вопрос Габриель. – Что нам там делать?
– Правильней говорить не что, а кого.
– Так и…
– Амалию. – Резко выдал Лютер. – Она пошла к одной преподавательнице, у нас на кафедре. А в том доме живёт вся её антисемья.
– Антисемья? – Недоумение в вопросе вызвало у проходящих горожан толику сомнения о вменяемости парня. – Это что за образование? – На пол тона тише вопросил Габриель.
– Долго объяснять. Придём, увидишь.
– Хоть самую малость. – Грузно просил немногословный юноша.
– Всё, что связано с семьёй, только наоборот. – Жестикулируя, пытался выдать не понимаемое Лютер. – Если в… – оглядевшись по сторонам, удостоверившись в том, что никто не услышит слов, юноша шёпотом продолжил, – нормальной семье ценятся верность, взаимоуважение, целомудрие, спокойствие и тому подобное. То в антисемье все не-ценности почитаются с двойным рвением.
– Не самое лучшее объяснение. Лучше приду и увижу.
– Вот и я о том говорю.