После «мохнатого и безумного» в комнату залетел, не вошёл, а именно влетел странный кучерявый юноша. Только вот… он вмонтировал себе в лоб камеру. Не прикрепил её на ремень, а именно болтами вкрутил в череп. Таким же образом расположились и ещё три камеры по разным сторонам на черепе. «Глава» пояснил, что от «юноши» от него остался только вид. Три года назад парень взял нож на кухне и одним взмахом блестящего клинка лишил себя того, что его делало парнем. А потом были и гормоны, и операции, и специальная награда от Культа Конституции «За особое рвение в деле Освобождения».
Но вот камеры,… которые всегда в рабочем состоянии. «Глава» помпезно объяснил, что их дочь – блоггер, который стремится к тому, чтобы превратиться в переносную киностудию и снимать, всё, что происходит вокруг. Камеры всегда включены, чтобы ничего не пропустить.
«Инопланетянин», преподавательница, андройд, Эндрю, двое «собак» и трансгендеров, да и ещё один само лишенец хозяйства: все эти странные сущности стали членами антисемьи. «Глава» пояснял, что их скрепляют узы, крепче металла. Держа одного из трансгендеров за грудь третьего размера, сжимая и разжимая, как эспандер для ладони, оно с бравадой и самолюбием хвалилась о постельных достояниях. «Объединённые единой идеей освобождения от всяких семейных предрассудков». «Глава» долго хвалился о продолжении антисемейных оргий, длившихся порой несколько часов. «Попрём семью традиционную» – кричал «инопланетянин. – «Установим демократический диктат антисемейности».
– Кажется, это семья в переборе. – Тошнота так и подступала к горлу Лютера.
– Если их окатить святой водой, они зашипят и растворятся. – Шёпот Габриеля доносил суть омерзения от увиденного.
– Это лик семьи нового типа? Это её либеральная эволюция? – Вопрошала, практически не слышимо Амалия, давно окончившая занятия, но ответом на вопрос стала лишь пустота.
Лютер, Габриель и Амалия уже покидали эту квартиру, ставшую оплотом всей ненависти к семье. Все трое в мыслях без конца прокручивали сюжет, как можно так поступить с самим институтом семьи. Трое, лишившихся её на жизненном пути, знали лучше других ценность семейства. Они не могли найти ответа, как люди превратились в такую мешанину? Но стоило вопрос задать по-другому – «Зачем?» и всё вставало на свои места. «Растли и властвуй! Преврати людей в либеральный скот и получишь над ними правление» – Таковы слова великого философа Сарагона Мальтийского, в которых отразилась суть идеи Либеральной Капиталистической Республики.
Такси неспешно подъехало к приземистому, но обширному и раскинувшемуся дому, исполненному в романском стиле и похожего на базилику, только облицованную мрамором. Мотор машины заглох, и ребята поспешили покинуть автомобиль. Их вид, хмурые лица, отражали всю глубину отчаяния, которого зачерпнули в квартире антисемьи. Крыльцо, но не пустое. Три человека ожидали кого-то, активно переговариваясь. Сквозь забор, собранный из толстых прутьев, Лютер узрел знакомые черты лиц. В ссадинах и во всём чёрном, подобно ворону, стоял Эстебан. Рядом с ним незнакомая девушка в чёрной куртке и…. Черты лицо отдались в сердце юноши болью и радостью одновременно. Такие знакомые, родные, но разлучённые. Эти глаза, волосы, скулы.… Сердце затрепетало подобно ревущему от адского напряжения мотору. Сердце не стало, вместо него как будто поместили тысячи запертых звёзд, готовых взорваться силой сверхновых…
Отец!!! – Закричал во всё горло Лютер, нагло наплевав на местных «Вестников Свободы». – Отец, это ты?!?! – Юноша сейчас готов порвать любого содомита, что встанет у него на пути.
Эрнест уловил нисколько ушами, сколько самим сердцем знакомую речь и главный орган чувств возгорелся подобно солнцу, взорвался душевной энергией с такой силой, словно это рождение целой галактики.
Отец и сын, больше года. Они понеслись друг к другу, словно гончие, которые сорвались с цепи. Два родственника, разлучённых либеральной несправедливостью, заключили друг друга в слёзные объятия. Их души и сердца сотрясались одновременно и от яростной радости обретения и нахлынувшей боли долгой разлуки
– Сколько времени. – С горячими слезами на щеках шептал Эрнест. – Сколько пройти пришлось… И теперь… – Прижав к груди ребёнка, твердил мужчина.
– Отец, – голос, сама суть речи Лютера трепетали от неистовых волнений, – а где матерь? – Вопросил Юноша, смотря в глаза отца из которых проистекают горячие слёзы.