Пролог
Времена Великой Ночи, период «темнейшего часа». В комнате «Мистика».
В комнате гнетущей рукой расползается тьма, несмотря на горящие, с небольшим приятным треском, по углам свечи. По небольшому пространству, где стоит два человека, разносился приятный запах благовоний, которые дымятся на столе «мистика», заполняя комнатушку давно забытыми сладкими ароматами луговых цветов, что с разразившейся войной и хаосом канули в забытье.
Особенно примечателен стол владельца старенькой комнатушки. Неимоверно огромный и широкий, покрытый чёрным, как ночь, лаком, тисовый стол просто не вписывается в размеры небольшой комнаты, которая есть квартира для того, кто себя называл «мистиком», или «пророком ангелов». На столе разбросано множество самых различных предметов, ставших обыденными для установившейся реальности. Латунные, начищенные до ослепительного блеска монеты Новой Английской Республики россыпью легли на стол, став подобно звёздам на ночном бездонном полотне. Тяжёлые чугунные монеты Иллирийской Тирании стоят стопкой, своим гротеском и тяжёлой суровостью, словно потакая тому непростому времени, что кощунственно торжествует над каждой живой душой в старом свете. Купюры нескольких новых стран, словно осеннее листья легли вперемешку с газетами и листовками, спокойно провозглашавшими то, что несколько десятков лет назад считалось немыслимым.
Тёмный шар, заполнившийся серой дымкой, трескающий от неведомой энергии, только придаёт дух загадочности этому странному месту. Но помимо шара на столе аккуратно лежат несколько карт «Нового Таро», созданными мастерами гадания наступивших тёмных времён. Также стол заполнило масса самых обыденных вещей: ручки, карандаши, листки и ещё множество иного хлама.
Стены мистически устроенной комнаты были раньше олицетворением нищенства, о тех пор, пока сам «мистик» их не обклеил чёрными, как смола, обоями, поглощавшими всякий свет, отчего по коже полз странный и неприятный холодок. Два окна комнатушки плотно занавешены, непроницаемыми для тёплого и игривого солнечного луча, шторами, цвета бездны.
Под своими ногами гость чувствует махровый мягкий, довольно помятый такими же прихожанами, ковёр, пришедший из эпохи, которая потом получит название: «Золотое бытие мира или время перед планетарным кризисом».
В самом конце комнатушки стоит тот самый «мистик», как он прозвал себя, приехав в маленький, умирающий и стонущий от нового времени городок. Загадочный приезжий не сидит на своём деревянном кресле, что занимает место у стола. Он гордо взирает прямо в зеркало, точно сосредоточившись на визуальном силуэте, бесновавшимся за пределами зеркальной глади. Лицо «Мистика» так сильно затемнилось, что ни единой черты нельзя высмотреть, ибо тень, падшая на его лик столь сильна. В комнате настолько хорошо играет темнота, что то место, где он стоял, полностью погрузилось в непроницаемую тьму. Видна была только его чёрная ряса, уходившая прямо в пол.
– Вы зачем-то пришли? – размеренно произнёс «мистик», потерев ладони, в которых блеснула монетка.
От неожиданного вопроса гость вздрогнул, но тут же взял себя в руки и нашёл в себе мужество начать разговор за тем, чем пришёл.
– Да, – с робостью ответил мужчина.
– Это предсказание? – таким же глубоким голосом произнёс «мистик».
– Совершенно верно, – с еле уловимой дрожью в обрывистом голосе ответил гость.
– Вы боитесь меня? – почувствовав волнения в голосе своего собеседника вкрадчиво спросил хозяин комнаты.
– О вас много говорят, – уже более спокойно попытался обосновать свою дрожь гость.
– И что же к примеру?
– Рассказывали, что в Возрождённой Парижской Коммуне вы на воздух подняли целый небоскрёб, в котором было Народное Управление Электроэнергией. Что вы прокляли целый город Уэльского Содружества на мучительную смерть от чумы. И что, вы…
– Достаточно, – резко, но спокойно оборвал рассказ «мистик». – В тёмные времена люди хотят верить в то, что за их бедами стоит кто-то иной, нежели они сами. И этой верой готовы воспользоваться проходимцы, алчущие сохранить собственную власть, натравливая народ на тех, кого они укажут. Про меня много сказок ходит. Большинство в них – чистая ложь.