Наконец он наметил достойный объект, встал и подошел к одному из столиков. Там сидели три девушки и два парня явно бандитской наружности.
– Мадмуазель, я вас приглашаю, – сказал Мухаметшин, обращаясь к одной из девушек. – Пойдем, киска, потанцуем.
Он демонстративно игнорировал парней, которые при его приближении насторожились.
Девушка робко посмотрела на парня, сидевшего рядом, и, заметив, что он нахмурился, отрицательно покрутила головой.
– Не робей, пойдем, – настаивал Мухаметшин, дергая ее за рукав.
– Отлипни, фраер, – тихо, с угрозой сказал один из парней.
Он был коротко пострижен, белобрыс, а его руки сплошь покрывали наколки.
– А я не с тобой базлаю, парнишка, – ответил ему Мухаметшин.
И хищно ухмыльнулся.
– Сиди спокойно и жуй, – бросил он небрежно.
Мухаметшин явно нарывался на скандал.
– Кончай чмырить.[12] Вали отсюда по-хорошему, – сказал приятель белобрысого.
Он привстал, угрожающе сверля татарина серыми лихими глазами.
Он был нескладен, угловат и имел изъян – "заячью" губу, которую неудачно пытался замаскировать жиденькими усиками.
– А то что? – поинтересовался Мухаметшин.
Татарин спокойно выдержал взгляд парня, продолжая нагло ухмыляться.
– Клиент не понимает… – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал белобрысый. – Придется снять слепок.[13]
Он резко встал и боднул головой – чтобы словно нечаянно ударить Мухаметшина в подбородок.
Но белобрысый просчитался. Секундой раньше татарин схватил со стола бутылку водки и точным молниеносным ударом по голове свалил его на пол.
– Наших бьют! – крикнул Мухаметшин, чтобы привлечь к себе внимание приятелей.
И тут же он получил удар в скулу, от которого улетел на соседний столик. Раздался треск, столик сломался, и на пол посыпались бутылки, стаканы, тарелки…
Мухаметшин, по-кошачьи извернувшись, вскочил на ноги, но второй удар парня с "заячьей" губой снова бросил его на пол.
Третий раз парень ударить не успел: кулак Фундуклеева опустился ему на макушку, и противник Мухаметшина, подкатив глаза под лоб, потерял сознание.
И завертелась пьяная кабацкая драка с нечленораздельными воплями, битьем посуды и матерщиной.
За парней вступились их приятели, затем в драку ввязались те, которым досталось нечаянно, и наконец в кучу малую бросились охранники бара – чтобы разнять дерущихся. Это у них получалось плохо, а потому, получив в запарке по мордам неизвестно от кого, они начали бить дубинками всех подряд.
Андрей сам не понял, как случилось, что он оказался в эпицентре событий. Хмельная ярость затуманила мозга, и юноша начал драться, словно одержимый.
Андрей уворачивался от ударов, передвигался и бил с такой скоростью, что казалось, будто он раздваивается. Каждый его удар достигал цели, а тренированное тело повиновалось не разуму, а инстинкту.
Поэтому вскоре многим стало казаться, что закоперщик и главный виновник драки именно этот не очень рослый паренек.
Только Мухаметшин, сделав свое черное дело, преспокойно удалился в угол, где, сидя на стуле и, прикладывая лед к скуле, с большим интересом наблюдал за событиями в баре. На его лице блуждала змеиная улыбка, а глаза блестели холодно и равнодушно.
Круговерть драки столкнула Габора и белобрысого, который, оклемавшись, сразу же схватился за нож.
Венгр попытался отмахнуться стулом, но сделал это неловко, и финка, сверкнув лезвием, вонзилась ему в плечо.
Андрей, который в этот момент оказался рядом, сразу оценил ситуацию. Он закрыл своим телом раненного Габора, пинком ноги оттолкнул от него белобрысого, а затем, схватив со стола вилку, молниеносно метнул ее в противника.
Часто вспоминая слова Дрозда, что в ресторанной драке столовые приборы – грозное оружие, он дома часами оттачивал свое мастерство. Андрей научился буквально жонглировать всеми кухонными и столовыми принадлежностями. А вилкой с расстояния в пять-шесть метров он мог попасть в какое угодно место на теле человека с неимоверной точностью.
Белобрысому вилка вонзилась в кисть правой руки, в которой он держал нож. Не выдав ни единым возгласом, что ему больно (только зубами заскрипев), белобрысый вырвал вилку из раны и бросил ее на пол.
– Считай, что ты склеил ласты,[14] козел! – не сказал, а прорычал белобрысый, и бросился на Андрея.
Спокойно нащупав на столе за спиной тарелку, Андрей точно рассчитанным движением швырнул ее в сторону белобрысого. Толстый фаянсовый кружок ребром угодил нападавшему посреди лба.
Остановленный на ходу сильным ударом, белобрысый издал сдавленный стол и медленно завалился на пол.
Из раны обильно полилась кровь.
– Спасибо, брат! – с чувством сказал Габор, который, зажимая рану рукой, наблюдал за схваткой. – Я в долгу перед тобой. Но нам пора сваливать. Скоро менты нагрянут.
С этими словами он заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул.
Сначала к ним пробился Маноло. А затем из свалки вывалились Чиквасов и Фундуклеев. У первого были в кровь разбиты губы, а второй прихрамывал.
Маноло вытащил за шиворот бармена, который прятался за стойкой.
– Держи, баклан, – кинул он перепуганному до икоты парню пачку денег. – Это за стол и поломанную мебель. Здесь должно хватить. И запомни: ты нас не знаешь. Вякнешь кому-нибудь, а в особенности ментам – тебе хана. Бывай…
Они выбежали из бара и быстро расселись по сидениям "фольксвагена". Маноло рванул с места как сумасшедший. Едва машина свернула в переулок, как по улице в сторону бара "Тропиканка", блистая мигалками, проехала милицейская машина.
– Уф-ф… Пронесло… – сказал довольный Маноло. – Пусть теперь разбираются. Наше дело – сторона. Легко отделались.
– Кто так, – недовольно ответил Габор. – Притормози где-нибудь, нужно рану перевязать. Кровищи натекло…
– Сей момент…
Маноло проехал еще с полкилометра, а затем завернул во двор, образованный четырьмя девятиэтажками. В автомобильной аптечке нашелся йод и бинты, и спустя десять минут они снова катили по улицам ночного города.
– Да, Синица показал класс, – восхищенно сказал Чиквасов, который время от времени плевался через опущенное стекло розовой сукровицей.
– О чем речь, – согласился с ним Маноло. – Дрался, как зверь. А с виду – тихоня. Оказывается, ты опасный человек, Синица. А?
Все дружно рассмеялись.
– Что это наш Ахметка притих? – неожиданно спросил злым голосом Габор. – Опять эта татарская морда заварила кашу. Тебе что, без мордобоя скучно? Такой вечер испортил. Блин!
– Не заводись, – мирно сказал Мухаметшин. – Ну, размялись немного, что в том плохого?
– Вот сволочь! – не унимался Габор. – Размялись… Тебя бы на "перо" посадить, вот тогда мы и послушаем, что ты запоешь.
– Все, прекратили! – скомандовал Маноло. – Нам сегодня только ссоры и не хватает. Разбор полетов отложим на завтра. Синица, тебе куда?
Андрей сказал адрес. Все как-то сразу умолкли. В салоне машины воцарилась тишина.
Андрей сидел, как на иголках. Ему хотелось, не дожидаясь, пока его довезут до подъезда, немедленно выскочить из машины и остаться наедине со своими мыслями.
Хмель из головы уже выветрился, и ему почему-то стало страшно. Этот страх был неосознанным, неконкретным, но от этого было не легче.
Зверь, который вырвался наружу во время драки, нехотя уползал в свое логово, рыча и огрызаясь, и на смену ему пришла пустота.
Нет, она не была невесомой. Она легла на плечи юноши тяжким грузом, и он не знал, как от него избавиться.
Андрею было плохо, как никогда раньше.
Волкодав
Положение моей фирмы как будто стабилизировалось.
Во-первых, приезжали итальянцы, и я заключил с ними новый, более выгодный контракт. Для этого мне пришлось три дня изображать из себя крутого бизнесмена и поить их в ресторанах до положения риз.