Я ехал к Висловскому.
Андрей
Летом на реке в погожий день всегда столпотворение. Особенно много молодежи возрастом до двадцати лет.
На море, как в былые годы, теперь ездить чересчур накладно, заработки родителей не позволяют. Где-то подработать самим – тоже проблема.
Хорошие (а значит денежные) места в городе наперечет. И они уже в основном заняты детьми "новых" русских из среднего звена – не очень богатых, но со связями и достаточно влиятельных, чтобы устроить своих чад на престижную работу.
Вот и тусуются с утра до вечера на пляжах молодые безработные из простонародья, благо река делит город на две равные части и далеко бежать за летним отдыхом не нужно.
Андрей загорал немного поодаль от основной массы отдыхающих. Он не любил толпу. Может, это свойство досталось ему с генами, а возможно, к одиночеству его приучила мать, которая по неизвестной причине всегда сторонилась людей.
Нет, ее нельзя было назвать затворницей или букой. Отнюдь. Скорее, наоборот: мать была добра, щедра и приветлива со всеми.
Но в свой внутренний мир не позволяла заглядывать никому. И тем более она не желала, чтобы в нем топталась толпа.
Такими же качествами она наградила и сына. Андрей обладал счастливой особенностью отключаться от восприятия действительности даже в самом многолюдном месте. Он как рак-отшельник прятался в ракушку мечтаний, и в такие моменты достучаться до него было затруднительно.
Андрей изнывал от тоски и неопределенности. Алена уехала с родителями куда-то за рубеж, и юноша считал даже не дни, а часы и минуты до того мгновения, когда он снова увидит ее.
Конечно же, "урок", преподанный ему вощанской братвой, оказался пустым номером и не дал нужный результат. Андрей был чересчур упрям и настойчив, чтобы отказаться от намеченной цели.
Тем более, что и Алена была к нему неравнодушна. По крайней мере, так ему хотелось думать.
Они продолжали встречаться, но теперь Андрей стал вдвойне осторожным. Когда он был с Алиной, его не трогали – так гласил кем-то придуманный "кодекс чести" вощанских сорвиголов.
Разборки – мужское дело, и женщины не должны о них знать, а тем более – присутствовать при этом.
А когда Андрей возвращался домой, подживавшие его вощанские с таким же успехом могли ловить ветра в поле.
Хорошо тренированный юноша мог за две-три секунды перелезть через высокий забор, а затем выскользнуть из западни, уйти в любую сторону, благо жизнь заставила Андрея выучить планировку города как свои пять пальцев.
Андрей знал все улицы, переулки, тупики, проходные дворы и подворотни. И он никогда не возвращался от Алины одним и тем же маршрутом.
Другой привязанностью Андрея стал Дрозд. Юноша уже знал, что его спасителя зовут Георгий Иванович.
Ему было известно и то, что у Дрозда работа, связанная с частыми командировками.
Где именно он работает, Дрозд ему не говорил. Впрочем, Андрей, не страдающий нездоровым любопытством, об этом и не спрашивал.
Юношу интересовали лишь ключи от квартиры, которые оставлял ему Дрозд, когда был в отъезде.
Пока Георгий Иванович находился в командировке, Андрей мог насладиться полным покоем и одиночеством. А также всласть предаться своей тайной страсти – тренировкам по тэквондо.
Дело в том, что квартира Дрозда была несколько необычной с точки зрения простого обывателя. В гостиной, вместо стандартной стенки и дивана, находились разнообразные гимнастические снаряды и тренажеры.
– Хобби… – смеясь, объяснил Дрозд юноше, пораженному увиденным. – Я холост, и все эти тумбочки, диванчики и салфетки-слоники мне как-то ни к чему. А вот спортивную форму мужчине моих лет нужно поддерживать постоянно. Упустишь время – не наверстаешь. Нарастить жир легко, а вот избавиться от него – задача не из простых. Никакие патентованные пилюли не помогают, чтобы там не болтали рекламные краснобаи. Поэтому я стараюсь заниматься гимнастическими упражнениями каждый день и уделяю им не менее трех часов в сутки.
– Понятно, – ответил тогда удивленный Андрей, хотя на самом деле ему ничего не было понятно.
Не прояснилась ситуация и позже.
Дрозд вел весьма странный образ жизни. Он мог спасть сутки, а потом бодрствовать две или даже три ночи кряду. Мог, уставясь в потолок отсутствующим взглядом, часами бездумно валяться на тахте, которая заменяла ему кровать, безучастный ко всему, небритый, всклокоченный и в мятой одежде.
Но когда апатия уступала место его обычной живости, Дрозд напоминал вечный двигатель. Он не присаживался ни на миг: то тренировался до седьмого пота, то стряпал, то что-то мастерил, чаще всего собирая различные электронные штуковины непонятного назначения.
Единственное, чего Дрозд не терпел, так это чтения. В квартире нельзя было найти ни книг, ни газет. И никогда, как заметил Андрей, Дрозд не смотрел детективов.
Его любимыми телевизионными передачами были только новости и программы, в которых рассказывалось о технических достижениях.
Несмотря на возраст, Дрозд оказался удивительно, просто невероятно, гибок. Он обладал способностью буквально завязывать свое очень худое, мускулистое тело в морской узел.
Мог Дрозд и подолгу висеть на перекладине, держась за нее даже не рукой, а всего лишь одним пальцем.
Такой фокус был Андрею не под силу, несмотря на всю его солидную гимнастическую подготовку и крепкие мышцы.
– Ничего сложного, – говорил Дрозд, посмеиваясь. – Тренируйся, и у тебя тоже получится.
Однажды в разговоре Дрозд обмолвился, что он занимается в какой-то частной фирме вопросами сбыта продукции. Если судить по одежде и обстановке квартиры, его заработки оставляли желать лучшего.
Но тачка у Дрозда была классная, из дорогих, – серебристый "ниссан". Андрей читал в каком-то журнале для автолюбителей, что эта модель почти ни в чем не уступает пятисотому "мерседесу" и стоит немалых денег.
Пища для Дрозда не являлась кумиром. Он с одинаково безразличным видом хлебал пустой жидкий суп трехдневной давности и жевал свежеприготовленную свиную отбивную.
А нередко Дрозд вообще мог питаться несколько дней одними сухарями и чаем. Это когда на него нападал очередной приступ черной меланхолии, и ему лень было не то что сходить в магазин за продуктами, но даже лишний раз повернуться на другой бок.
К женщинам Дрозд относился предупредительно, но с некоторой долей настороженности и недоброжелательности. Андрей уже был достаточно взрослым, чтобы задать себе вопрос: может, его странный приятель придерживается нестандартной половой ориентации?
Однако ничего такого юноша за ним не замечал, а потому успокоился мыслью, что, скорее всего, у Дрозда не сложилась семейная жизнь.
Удивительно, но они с Дроздом, несмотря на большую разницу в возрасте, подружились. Оба по натуре были нелюдимыми, но даже самые закоренелые затворники время от времени испытывают тягу к человеческому общению. Судя по всему, Андрей для Дрозда был некой отдушиной, елеем на ожесточившуюся душу.
А в том, что с виду добродушный Георгий Иванович может быть свиреп и жесток, словно первобытный дикарь, Андрей однажды имел возможность убедиться воочию.
Иногда они прогуливались в скверике неподалеку от дома Дрозда. Чаще всего инициатором прогулок был юноша. Таким способом Андрей пытался расшевелить своего приятеля, когда тот пребывал в унынии и отрешенности от мирской суеты.
Обычно после недолгих уговоров Дрозд соглашался составить ему компанию. И они, каждый углубленный в свои мысли, час-другой безмолвно слонялись по дорожкам скверика, не отличающихся оживленностью.
После такого променада Дрозд оживал и даже начинал, по своему обыкновению, шутить и ерничать. Они садились пить чай, и Андрей, открыв рот, внимал неторопливой речи приятеля, который, несмотря на стойкое отвращение к чтению, был весьма интересным собеседником.
Судя по всему, в своей жизни Дрозд повидал немало.