Шантель помедлила с ответом, но в глаза ей смотреть не стала.
– Э, нет, но, вероятно, у него есть веская причина. И ему придется урегулировать это с Джереми.
– Но Деметриос – босс.
– А Джереми отвечает за экипаж. Ему не нравится, когда босс ведет себя панибратски с персоналом. Это может… осложнить жизнь.
«И должно быть, уже осложняло», – подумала Шона. Шантель, казалось, прочитала ее мысли.
– Послушай, Шона, Деметриос знает правила, но у него бывают прихоти, и мы должны с этим считаться. Но злить Джереми он не станет, так что ты в безопасности. Теперь давай, переодевайся.
Шона выбрала платье из блестящего зеленого атласа, без бретелек и с разрезом до бедра спереди. Оно было неброское, но вместе с тем элегантное и дерзко сексуальное. Шантель помогла ей собрать волосы в узел и поделилась дорогой косметикой «Эсте Лаудер». Голубые тени в сочетании с синей подводкой придали ее глазам кошачий вид, и, когда Шона надела золотые босоножки с ремешками и посмотрела в зеркало, она не узнала себя.
Шантель присвистнула и широко улыбнулась.
– Вау, выглядишь сокрушительно, на миллион! Вот тебе клатч и руки в ноги – босс ждет.
Шона неуверенно держалась на каблуках, направляясь в гостиную, где ее ожидал Деметриос. Он стоял к ней спиной, и Шона вдруг снова почувствовала себя застенчивой маленькой девочкой. Все это казалось слишком: яхта, Деметриос, вечер во дворце – это был чужой мир. Она боролась с желанием убежать.
Деметриос разливал «Дом Периньон». Должно быть, он услышал ее шаги, потому что заговорил прежде, чем обернулся:
– Я надеюсь, ты нашла что-то…
Он повернулся к ней с фужером – взгляд стал удивленным, он умолк, не находя слов.
– Что такое? – спросила Шона. – Вам не нравится?
Она посмотрела на себя, решив, что, вероятно, выбрала неподходящий наряд.
– Следовало надеть что-то более официальное? Я могу переодеться…
– Нет, – быстро ответил он и сделал шаг к ней.
Он подошел так близко, что Шона снова видела золотые искорки в его глазах.
– Нет, я… – Он запнулся, затем вроде бы пришел в себя. – Все отлично. Более чем. – Потом сглотнул и продолжил: – На самом деле, думаю, немало голов повернется тебе вслед. Сомневаюсь, что во дворце Гримальди найдется кто-нибудь, похожий на тебя. – Он протянул ей хрустальный фужер. – Вот, выпей шампанского, пока машина подъезжает.
Шона взяла фужер.
– Мы поедем на машине?
– Конечно, а как иначе мы доберемся туда?
– Я думала, пойдем пешком. Это же в нескольких минутах ходьбы. – Она посмотрела на себя и рассмеялась. – На самом деле я едва могу в них ходить.
– Выпей, – настойчиво повторил он, – оно придаст тебе храбрости.
Шона подняла фужер и сделала нерешительный глоток.
– Sláinte![8] О-о! – Она снова засмеялась, ощущая прилив восторга вместе с игристым вином. – Пузырьки ударили в нос. Оно действительно шипучее. Я никогда раньше не пила шампанского.
Он наклонил голову, словно заинтригованный этим признанием, затем поднял свой фужер и чокнулся с ней.
– Пусть не в последний раз!
Она порывисто воскликнула:
– Мне всегда хотелось попасть на вечеринку, где подают только шампанское, или выпить его за завтраком, как Холли Голайтли[9] в «Завтраке у Тиффани».
– По-моему, она пила его до завтрака.
Деметриос серьезно посмотрел на нее поверх фужера.
– Вы видели этот фильм?
Он кивнул.
– Он у меня один из любимых, такой гламурный. Одри Хепберн просто великолепна, хотя больше всего я люблю Грейс Келли. – Шона бросила взгляд в сторону замка на вершине холма. – Именно поэтому я приехала в Монако. Сейчас это кажется глупостью.
– Это вовсе не глупость.
Он сделал паузу, а затем, глядя вдаль, добавил:
– Мечты всем нужны. Вот ты о чем мечтаешь?
Теперь можно было не таиться. Если этот посторонний человек сочтет ее признание странным или забавным, ну и пусть.
– Будь у меня возможность выбрать, я хотела бы однажды стать актрисой.
– Почему?
Простой вопрос застал ее врасплох. Она вскинула голову, желая посмотреть ему в лицо, и ей показалось, что он был искренне заинтересован.
– Потому что… Да, я знаю, это прозвучит немного дико – мама подумала бы, что я сошла с ума, – я ведь очень застенчивая, но, когда я притворяюсь кем-то, стеснительность пропадает. Как будто меня больше нет. Это дает силы и раскрепощает. Я могу быть кем угодно, кем захочу.
– Понимаю. Трудно быть тем, кем хотят тебя видеть другие.
На мгновение их взгляды встретились, и ее как обожгло.
– Это чувство знакомо мне лучше, чем можно подумать.