– Понятно.
– А мне нет, – вскинула взгляд Маруся. – Ты под Котовского копаешь?
– Скорее, он под меня.
– Не связывайся, – спокойным голосом предложила она.
– Это ты мне говоришь? – удивился Кравцов.
– Я, – кивнула Никифорова, играя коробком спичек. Обычно руки выдают истинный возраст женщин, не так было с Марусей. Судя по рукам, ей все еще было двадцать…
– Сейчас не восемнадцатый год, Макс, и ты не командир красногвардейцев. Твой командир Муравьев растрелян, и половина твоих друзей лежит в земле.
– Звучит мелодраматично.
– Но по существу верно. Скажешь, нет?
– Наверное, да, – согласился Кравцов. – Собирайся… товарищ Ольга. За границу поедешь, в командировку.
– Куда это?
– В Марсель… В Париж не помешало бы, но, боюсь, тебя там могут узнать…
– Меня теперь только ты один узнаешь.
– Не скажи! У художников взгляд наметанный… Впрочем, думаю, можно попробовать, но только осторожно. Ты мне обещаешь?
– Я смерти не ищу, – усмехнулась в ответ Никифорова. Хорошо усмехнулась, по-дружески, как в прежние годы.
– Ладно, значит, Париж. Потом съездишь в Стамбул и пароходом – через Одессу – домой. На все про все месяц, самое большее – два…
Было около пяти, когда референт доложил, что звонят из Наркомата: замнаркома Котовский хотел бы переговорить с начальником Управления Кравцовым.
"Терпеливый, однако, а еще говорят, что эпилептики – нервически не сдержаны!"
Но следует отметить, телефонировал Григорий Иванович исключительно вовремя. Макс успел с утра переделать множество неотложных и первоочередных дел. Их набралось неожиданно много, куда больше, чем мог заранее предположить. А перед самым звонком из Наркомата, Кравцов закончил разговор с молодым лингвистом из университета, Александром Ивановичем Смирницким, договорившись с ним о переводе на русский язык крайне поучительной книги английского контрразведчика Фердинанда Тохая "Секретная служба". Книжку эту привез из-за границы один из питерских морских инженеров, и она Максу весьма понравилась. Разговаривая же теперь со Смирницким, он подумал, что, в принципе, особую группу перевода – хотя бы с основных европейских языков – следует завести и в Управлении, точно так же как и свое, пусть и маленькое, издательство. Обговорили гонорар, стали прощаться, тут и образовался звонок из Наркомата.
– Здравствуй, Макс Давыдович! – пробасил в трубку Котовский. – Как живешь, не спрашиваю, знаю, видел. Жена красавица, и сам не дурак. То есть, все путем.
– Здравствуй, Григорий Иванович. – Кравцов не помнил, чтобы они с Котовским переходили на "ты", но устраивать истерику из-за такой малости не собирался. – Если ждешь "спасибо", не скажу.
– Зачем обижаешь? Я от всей души! Узнал, что мой любимый комдив живет в пустой квартире, ну и посодействовал. Тем более, я же твоей жены еще ни разу не видел.
"Вот ведь козел! В одной фразе два намека, но ничего, вроде бы, и не сказано".
– Увидел?
– Да, упаси господи! – рассмеялся на другом конце провода Котовский, поспешивший свернуть все на шутку. – Других баб, что ли, нет?! Меня уже один ревнивец чуть до смерти не застрелил, оно мне надо?!
– Ты, что действительно спутался с женой Майорчика?
– Давай, Макс Давыдович, встретимся тет-а-тет, как говорят у нас в Одессе, и за все поговорим. На этом проводе ушей больше, чем надо. Так мне кажется. А тебе?
– Приезжай, если хочешь, – предложил Макс.
– Так у тебя, небось, кроме чая ничего и нет! Давай ты ко мне! Я тебя таким коньяком днестровским напою, пальчики оближешь!
– В Наркомат? – уточнил Кравцов.
– А куда же еще! Только ты ничего такого не думай, Макс Давыдович! Я человек не гордый, не на поклон едешь. В гости. Посидим, выпьем, поговорим за жизнь…
– Вот скажи, Макс Давыдович, сколько надсмотрщиков нужно, чтобы народ не баловал?
– А что вдруг? – Макс сидел у Котовского уже больше часа, и первые пол-литра под прошлогодние украинские яблоки и туркестанские урюк и кишмиш ушли легко и просто, словно чай. За разговором ушли. За непринужденной по виду беседой. За воспоминаниями о "безобидных пустяках". Кравцов, однако, не заблуждался: Котовский его не потрепаться зазвал.
– Да, понимаешь, мало, что ГПУ бдит, так теперь и твои хлопцы жизни не дают.
– Я на Управлении пятый день, а до того, как и ты, строевым командиром был. Рассказать тебе, Григорий Иванович, о Морских Силах Балтийского моря? Это я запросто, только попроси! А если случились непонятки с Управлением, будь добр, товарищ замнаркома, разъясни, в чем проблема. Будем думать.
– Эк загнул! Выпьем! – Котовский откупорил вторую бутылку и разлил золотистый пахучий напиток по стаканам. – Ну, за Коммунизм! Что б нам, в том Коммунизме, жить довелось!
– За Коммуну!
Вспомнился отчего-то еще не снятый в этом мире – да, и снимут ли когда-нибудь? – "Подвиг разведчика".
"За нашу победу! – кивнул мысленно Кравцов, опрокидывая коньяк в рот. – За Коммуну!"
– Украинская ЧК, – Котовский вытер губы тыльной стороной ладони и потянулся за папиросами, отчего и Макс вдруг остро захотел курить, – поставила уполномоченным по Молдавии Леню Заковского. Помнишь Леню?
– Григорий Иванович, ну, что ты несешь, прости господи! – Кравцов выбил над бронзовой пепельницей свою видавшую виды английскую трубку и сунул щепоть в кисет за табаком. – Откуда мне знать твоего Заковского? Я же не чекист, да и на Украине давно не был.
Он аккуратно – даже несколько излишне методично – начал набивать трубку. Алкоголь брал свое, следовало усилить контроль.
– А, ну да! – Котовский закурил, выдохнул дым, раздраженно махнул рукой, разгоняя сизое облако, возникшее перед лицом. – Нормальный мужик. Был раньше председателем Одесского Губотдела… В общем, знаю я его давно… еще в Гражданскую встречались. Он на Южном фронте командовал отрядом особого назначения.
– Так это Штубис, что ли? – "вспомнил" Макс. – Латыш? Я его по Питеру помню. Семнадцатый…
Кравцов закурил наконец и вопросительно посмотрел на Котовского.
– Точно! – кивнул тот. – Штубис. Но я его, уж прости, как Леню Заковского знаю.
– Бог с ним, – отмахнулся Кравцов. – Он все равно не в моей компетенции.
– Это точно, – подтвердил Котовский, разливая по новой. – Но вот Левка Задов, сука махновская, твой человек.
– Ты Зиньковского имеешь в виду? – спросил Кравцов, попыхивая трубкой. – Начальника махновской контрразведки?
– Он теперь на отделении Военконтроля по Приднестровью сидит.
"Опаньки! Так просто? Он, что совсем сдурел, так запросто козыри сдавать?"
– Извини, Григорий Иванович, но я до сего часа не знал, что Лев Зиньковский служит в Военконтроле. Честное большевистское!
– А что, – спросил он через мгновение. – Не срослось что ли?
– Есть мнение, что копает, сука, под меня по заданию Троцкого!
– Ты не обижайся, Григорий Иванович, но Льву Давыдовичу только под тебя копать! Больше дел у него нет! Но если даже допустить, Задов-то здесь причем?
– Не скажи! – Котовский опять взялся за бутылку. – Ты вот не троцкист, это я доподлинно знаю. Симпатизируешь, может быть, но не шестеришь! А Левка Задов, как есть, в Одесский актив троцкистской платформы входил. Лева с Левой всегда общий язык найдут!
– На что намекаешь?! – вскинулся Макс.
Вообще-то, он знал, что Котовский не антисемит, но уж больно карта была козырная. Вторая по счету.
– Да, ни на что! – огрызнулся Котовский. – Окстись! Меня самого легче в жиды записать, чем в антисемиты. У меня, считай, вся жизнь между евреями прошла. Я с самим Японцем дружил!
– Выскажись уже! – предложил тогда Кравцов, понимая, что пришло время для некоторой степени откровенности.