В настоящее время критики Хаффнера притихли, сражённые грузом впечатляющих свидетельств. Их можно расценивать как полностью побеждённых, как это констатировал Фолькер Ульрих в "DieZeit" от 8 ноября 2001 года, также после того, как по поручению издательства "Deutschen Verlags-Anstalt" федеральная криминальная служба установила возраст бумаги и использованную для печатной рукописи печатную машинку. Разумеется: теоретически Хаффнер мог раздобыть топку старой бумаги английского формата, и какой автор расстанется со своей любимой первой печатной машинкой? Как известно, фантазии нет границ, и всё же тот, кто пытается преднамеренно навредить Хаффнеру, должен задаться лежащими за этим мотивами. То, что услышишь, далее следует старательно подвергнуть расследованию; так что следует быть осторожным.
Бросается ведь в глаза то, что здесь была произведена критика критики, которая произошла единственно из враждебности по отношению к Хаффнеру. Или, как сформулировал сын Хаффнера Оливер Претцель в издании "Die Zeit" от 23 августа 2001 года в статье "Эта критика стремится к дискредитации": "Противники бросают упреки книге без каких-либо объективных оснований, в том, что она якобы фальшивка и напечатана задним числом. Они разбрасывают утверждения и их совершенно не заботит, если их тезисы опровергаются, ведь можно всегда найти новые". Бросается в глаза также то, что критики книги Хаффнера вызвали неприемлемый тон в Германии, например, когда Хенниг Кёлер в газете "Frankfurter Allgemeinen Zeitung" сожалеет о том, что многие немцы "прямо-таки страстно желают культивировать враждебность по отношению к собственным землякам и к общей истории". Какое обращение с периодом нацизма предлагает немцам Кёлер? Сохранение традиций — достаточно скверных — как в случае бундесвера?
То, что эти нападки относятся как лично к Себастьяну Хаффнеру, так и к его произведению, не только было отчётливо заметно участникам полемики. Жизнь Хаффнера, как она прошла, была невозможна в ином варианте. Книги Хаффнера всегда были отражением его личной жизненной ситуации и его политических убеждений. Но ведь это так: то, что в этой жизни восхищает одних, раздражает других. В ней полно парадоксов: жизнь, состоявшая из обломков, в которой тем не менее можно найти много непрерывности; полная приключений жизнь изначально мало отважного человека, политическая жизнь изначально скорее аполитичной личности.