Вадим уехал из города и не платил алименты. Родители негодовали, а Нелли… просто пожелала ему счастья с другой женщиной — той, которая действительно его полюбит. Она не хотела требовать у него ничего — ни одной копейки. Напротив, она считала, что сама ему должна за ту обойдённую молчанием и глубоко задавленную неискренность, которую он не мог не чувствовать, пусть и бессознательно. А на детский вопрос «где мой папа?» Нелли ответила честно:
— Папа уехал, зайка… Далеко. И я не знаю, когда он приедет или позвонит.
В четыре года у Леськи начала стремительно развиваться близорукость, и в пять с половиной ей уже требовались очки на минус пять диоптрий. Дабы остановить дальнейшее падение зрения, ей назначили склеропластику. Предупредили: ребёнок растёт, глазное яблоко — тоже, а значит, близорукость может ещё некоторое время прогрессировать, но уже не так сильно. Возможно, в подростковом возрасте потребуется повторная операция для закрепления эффекта. Мать Нелли тут же принялась искать информацию для доводов «против», запугивала дочь страшилками:
— Вот, вот, смотри, что тут пишет одна женщина, у которой ребёнку делали такое, — суетилась она, раскладывая перед Нелли распечатки из интернета. — Эта операция делается на авось — может, поможет, а может, и нет. В Европе медики её вообще признают нецелесообразной и небезопасной. Может развиться астигматизм! Ты хочешь, чтоб Леська до конца своей жизни видела, как сквозь мутное стекло? Или вот ещё… — Послюнявив палец, она перевернула лист. — Вот тут: «Операция считается технически несложной и выполняется за пятнадцать минут, поэтому к ней допускаются врачи-стажёры». Ага! Мол, надо же им тренироваться и набираться опыта… На наших детях, конечно же. Угу. Хочешь, чтоб Леську резал какой-нибудь практикант?
— Ох… «Одна женщина пишет», — устало покачала головой Нелли, разгребая кипу листов с подчёркнутыми маркером строчками. — Это, конечно, веский аргумент. Более веский — только «мамой клянусь». А медицинскую литературу по этой теме ты не удосужилась поискать?
— Как же, напишут они тебе в этой литературе, — хмыкнула мать, не собираясь сдавать позиций. — Всё распишут красиво и замечательно, да только всё это — на бумаге! А на практике…
— И что ты предлагаешь делать? — вздохнула Нелли.
— А ничего, — был ответ. — Просто в очочках пока пусть ходит. А когда перестанет расти классу к девятому, миопия сама стабилизируется.
— Может, и… стабилизируется, — сказала Нелли, вставая из-за стола и ловя падающие листы бумаги. — Но только к этому времени зрение у ребёнка будет… минус двадцать! Лучше остановить его падение сейчас, чем пускать всё на самотёк.
— Да не будет минус двадцать, не выдумывай! — упрямилась мать. — Максимум — минус семь-восемь. Можно ЛАСИК сделать.
— А у тебя есть деньги на эту ЛАСИК? У меня — нет, — отрезала Нелли.
— Ладно, ты подумай ещё, почитай, что я принесла, и сама не поленись, в Сети посмотри информацию. — Мать, сложив стопочкой распечатки, взяла настольное зеркало и принялась поправлять пряди в своём аккуратном каре. — Слушай, я уже пожалела, что в этот красный оттенок покрасилась! Сначала понравилось, но теперь что-то кажется, что он такой неестественный… Ну его, этот «рубин»! Думаю, каштановый лучше будет. Как считаешь?
Устало хмурясь, Нелли забралась с ногами в кресло и нахохлилась. Голова пухла, в ней муравьями кишели мысли, одна тревожнее другой… Матери удалось заронить ей в душу зерно сомнения, но червячок беспокойства грыз изнутри, не позволяя сидеть сложа руки и равнодушно смотреть, как падает зрение Леськи. Напившись чаю с принесённым ею же самой печеньем, мать ушла, а Нелли принялась шерстить интернет в поисках более или менее достоверных сведений. Она игнорировала форумы и блоги — мало ли, что люди наговорят! — а предпочтение отдавала научным статьям, даже нашла автореферат докторской диссертации по этой теме. Почитав, она несколько успокоилась, да и женщина-офтальмолог, осматривавшая Леську, внушала ей больше доверия, нежели ворох противоречивых мнений с форумов, на которые, взбудораженно вытаращив глаза, ссылалась мать.
Леське сначала прооперировали один глаз, через месяц — второй. Нелли до трясучки в руках и ногах боялась, что дочке будет больно, и настояла на общем внутривенном наркозе; опасения, к счастью, оказались напрасными. Чудесный летний день шелестел тополиными аплодисментами, когда Нелли с Леськой вышли на крыльцо больницы. Дочка была вялой, морщилась от солнечного света, и Нелли надела ей заблаговременно купленные детские тёмные очки.
— Мамочка, я уста-а-ала, — хныкала Леська.