Увы, это невозможно.
Кассандра прикоснулась к аметистовому ожерелью, запечатленному на холсте несколькими мазками, и сердце ее наполнила безмерная печаль. Пурпурные камни удивительно шли к ее молочно-белой коже, но в их красоте таилось нечто неправильное, даже кощунственное. Этим камням не подобает украшать живую плоть, а им с Фалько не суждено любить друг друга.
Кассандра подняла листок, поднесла к свету и начала читать.
«Милая Скворушка,
Может статься, в мире существуют волшебные слова, которые все тебе объяснят, но мне они неизвестны. Слова — это по твоей части. Я же рисую лучше, чем говорю.
Боюсь, ты считаешь меня чудовищем. Я и вправду разорил не одну могилу. Но для меня мертвые мертвы. И если после смерти человеческое тело может послужить умножению наших знаний — чтобы мы лучше понимали, лечили и писали на картинах живых, — что же в том плохого? Смерть дает жизнь новой жизни, новой красоте. Мы с друзьями использовали тела как модели или продавали лекарям, чтобы они познавали, как устроен человеческий организм.
Я ничего не знал о мастерской доктора де Гради на Риальто и был удивлен не меньше твоего, когда на нее наткнулся. Анджело не знает, что стало с телом твоей подруги, а если бы и знал, вряд ли сказал бы, однако он поклялся, что препарировал трупы лишь в медицинских целях.
Не стану врать, я делал это и за деньги. Дон Лоредан устраивает показ картин в своем палаццо.Взнос за участие был немыслимо высок, но он взял две моих работы. Для меня этот показ может стать началом новой жизни. Возможно, я повстречаю мецената, который поможет мне сделаться настоящим художником, а не остаться подмастерьем и жалким простолюдином.
Что правда, то правда, деньги мне нужны, но искусство важнее.
Едва ли мои слова что-нибудь изменят, но, пожалуйста, не считай меня монстром. Я не хочу им быть. Не теперь, когда встретил тебя. Мне невыносимо жаль, что с телом твоей подруги случилась такая ужасная история. Но если бы не она, я никогда не оказался бы у кладбищенской ограды на Сан-Доменико, карауля, пока мои друзья забирали трупы, и мы бы не встретились. Встреча с тобой — единственный случай в моей жизни, о котором я никогда не пожалею.
Надеюсь, тебе понравился портрет. Пусть он будет моим свадебным подарком. Каким же я был глупцом, когда поверил в сказку! Но это была чудесная сказка, не правда ли?
Кассандра перевела взгляд на портрет. Хотя на портрете ее лицо сияло радостью, в глазах можно было угадать скрытую грусть. Страх за счастье, готовое растаять в любой момент. Теперь Кассандра понимала, чего добивался Фалько, когда стремился проникнуть в души героев своих картин. Изливая свои мысли на страницах дневника, она искала того же.
В такой миг впору было заплакать, но слезы не спешили наворачиваться на глаза. Они с Фалько наконец поняли друг друга. Это ли не лучшая из возможных развязок? Вернее, единственная из возможных. Однако едва Кассандра завернула холст в жесткий муслин, на нее навалилась невыносимая тяжесть утраты. Прислав портрет и письмо, Фалько простился с ней навсегда. Даже если он останется в Венеции, они больше не встретятся. Их мирам, существующим параллельно друг другу, не суждено пересечься.
И как она могла заподозрить его в убийстве? По церковным меркам, поступки Фалько нельзя назвать иначе, чем кощунством, однако и у него есть своя правда. Должно быть, слова Монтеня верны, у нее нет права судить тех, кому приходится выживать любой ценой. Сама она никогда не узнает, на что можно пойти ради куска хлеба. За деньги можно купить все, кроме любви. Потому для большинства людей она остается недостижимой.
Эта мысль отняла у Кассандры остатки мужества. Она уронила голову на стол и прижалась щекой к свернутому в трубочку холсту. Каждая ниточка в себе несла частицу Фалько, крошечную частицу их любви. Девушка ждала слез, торопила их, чтобы выплакать собравшуюся в сердце горечь.
Но совсем как на похоронах родителей, вожделенные слезы не торопились пролиться из глаз. Кассандра задула свечу и погрузилась в темноту.
Глава двадцать восьмая
Обморок случается, когда все четыре гумора стремительно отливают от головы и конечностей и устремляются к сердцу. Его верный признак — внезапная бледность, словно больного покинули все жизненные соки.
Кассандра проснулась от боли в шее. Над ней стояла Нарисса. Прежде чем она поняла, что заснула за кухонным столом, взгляд служанки упал на свиток. Кассандра хотела его убрать, но было поздно. Нарисса хмыкнула, однако, к большому ее облегчению, ничего не сказала.
— Это свадебный подарок, — беспомощно солгала Кассандра, вращая головой, чтобы размять шею. От неудобной позы на щеке остались вмятины.
— Сегодня особенный день, — вместо ответа сухо сказала Нарисса, усаживаясь на стул по левую руку от Кассандры, — и потому ваша тетушка позволила Сиене вам прислуживать. Она, должно быть, ищет вас наверху.
Как она могла забыть? Сегодня свадьба Мады! Кассандра быстро поднялась. Она обещала подруге, что весь день будет рядом. В последнее время Кассандра только и делала, что разочаровывала близких. Не хватало еще обидеть Мадалену.
— Спасибо, Нарисса, — бросила на бегу Кассандра, устремляясь в портего. — Ты ведь не скажешь тете о портрете, правда?
— О каком портрете? — спросила Нарисса, улыбаясь глазами и уголками губ.
Кассандра преисполнилась благодарности к камеристке. Возможно, Нарисса еще не позабыла, каково это — быть молодой.
Утро было совсем раннее, но Кассандра не сомневалась, что Мада страшно рассердится на нее даже за минутное опоздание. Венчание начиналось в десять, а торжества должны были продлиться до ночи. Кассандра пробежала босыми ногами по холодному полу столовой. Влетев в портего, она поскользнулась и едва не растянулась на полу, но в последний момент успела схватиться за дверной косяк.
Там сидел Лука, лицом к «Тайной вечере». Перед ним стояли двое незнакомцев в заляпанных грязью башмаках и металлических нагрудниках поверх красных шерстяных дублетов. На бедрах у обоих висели шпаги. Все трое оживленно беседовали. При появлении Кассандры гости деликатно отвернулись.
Луку бросило в краску.
— Кас-сан-дра, — проговорил он, запнувшись о каждый слог ее имени.
Кассандра только теперь спохватилась, что оставила плащ на кухне и ворвалась в портего в ночном одеянии.
— Тысяча извинений, — пробормотала она и поспешила наверх. Кассандре было любопытно, что за гости явились к ее жениху в столь ранний час, однако ей вовсе не хотелось, чтобы на нее пялились посторонние мужчины. И потом, Лука мог заметить сверток в ее руках.
Кассандра прошмыгнула в свои покои, бесшумно затворив за собой дверь. Худенькая Сиена почти скрылась из вида, копаясь в огромном шкафу.
— Сиена! — бросилась к ней хозяйка и тут же устыдилась своего порыва: глаза юной камеристки покраснели и распухли от слез. — По-прежнему, никаких новостей?
Сиена покачала головой. Она выглядела изможденной и едва держалась на ногах. Должно быть, возвращая Сиену на прежнее место, Агнесса заботилась не только о племяннице, но и о ней самой.
— Мне так стыдно, что я тебе нагрубила! — промолвила Кассандра. — Прости меня, если сможешь.
Сиена торопливо кивнула:
— Не стоит, синьорина. Вы были расстроены. Я знаю, каково это.
— Что происходит внизу? Кто эти люди?
Сиена опять нырнула в шкаф.
— Городская стража.
— Но почему они здесь? — настаивала Кассандра. — И почему именно сейчас? Не самое подходящее время для визитов.
— Вчера ваш жених вернулся очень поздно, — рассказывала Сиена, продолжая копаться в шкафу, — и спугнул вора. Потому-то утром и послали за стражниками.
У Кассандры упало сердце.