— Удача тут ни при чем. Империи строились не на удаче.
Его последние слова показались Мэгги любопытными, и, не удержавшись она сказала:
— Но мне казалось, что кроличья лапка или подкова никому не приносили вреда. Все зависит от того, во что веришь.
— Вы полагаете?
— Я, например, много лет носила с собой веточку клевера с четырьмя листочками, — продолжала выдумывать Мэгги, — и она принесла мне в конце концов неслыханную удачу. — Ей показалось, что в глазах Чэннинга промелькнула насмешка, но она не была уверена. — А у вас, — спросила она, улыбаясь как ни в чем не бывало, — есть какой-нибудь амулет?
Чэннинг с минуту разглядывал содержимое своего бокала, а потом спросил в лоб:
— Вы нашли хрусталик, не так ли?
Глава 17
Мэгги хотелось надеяться, что ее молчание Чэннинг примет за смущение, а не за чувство вины, которое она на самом деле испытывала.
— Ход ваших мыслей бывает порой весьма неожиданным.
— Разве?
— О чем это мы говорили?
— Об амулетах, талисманах и просто вещах, приносящих удачу. — Чэннинг потер большим пальцем подбородок. — А разве вы не вели к тому, чтобы я сам заговорил о хрусталике?
Уклоняться от ответа было сейчас совершенно бессмысленно. Что бы там ни было, Чэннинг явно знает, что она открывала ящик и заглядывала в него. Не исключено, что в доме повсюду установлено оборудование для наблюдения.
— Мне почему-то показалось странным, что такой человек, как вы, хранит в столе подобную ерунду, — сказала Мэгги, пожимая плечами. — На вас это совсем не похоже, вы человек другого типа.
— Другого типа? А я и не знал, что существует так много мне подобных, что нас уже можно отнести к некой определенной категории.
— Вы ведь поняли, о чем я говорю.
— Да, но мне было бы интересно услышать ваше объяснение.
— Удивилась, и все, — вас устраивает?
— В каком смысле?
То, что Чэннинг до сих пор не спросил у нее, зачем она залезла в ящик, было не менее странно, чем то, что он догадался о хрусталике.
— Вы же сами сказали, — ответила Мэгги, злясь оттого, что ему доставляет явное удовольствие ставить ее в неловкое положение, — удача и успех — разные вещи.
— Не совсем точно, но зато ваша точка зрения ясна. — Чэннинг замолчал, потому что им принесли салаты. — Нам обоим, пожалуйста, с перцем.
— Мне не надо, спасибо, — сказала Мэгги, начиная беситься. Не хватало, чтобы ей указывали, что с чем есть.
Чэннинг не преминул поддразнить ее, как только официант удалился.
— Вы отказались от перца, чтобы досадить мне?
— Отказалась потому, что не люблю перца.
— Понятно.
Несколько минут они молчали, и Мэгги сосредоточенно поглощала латук.
— У нас что-то не клеится разговор, — наконец произнес Чэннинг. — Может быть, вы позволите мне это исправить?
— Вы хозяин.
Ответ Чэннинга удивил ее.
— Нет, сегодня я не хозяин, — сегодня мы коллеги, которые встретились, чтобы хорошо пообедать и полюбоваться городом. А любоваться городом почти так же приятно, как любоваться вами, — добавил он.
Удивленная его неожиданной любезностью, Мэгги решилась заговорить о хрусталике.
— Так что же у вас за амулет? Или это такой страшный секрет, что им нельзя ни с кем поделиться?
Ее настойчивость насмешила Чэннинга.
— Нет, не могу сказать, что с этим предметом связана какая-то особенно таинственная история, Мэгги. И разумеется, если бы я хотел что-то скрыть, продолжал он, — я бы не оставил эту штуку там, куда легко может добраться молодая девица из Бостона, склонная к фантазиям.
— И все же, — не унималась Мэгги, подождав, пока он съест салат.
— Мне дал его человек, веривший в сказки, — ответил он, — в волшебные сказки, колдовство и чудеса. Не правда ли, своего рода аномалия для двадцатого века?
— Женщина?
— Почти угадали. — Чэннинг улыбнулся. — Да, молодая женщина.
Его черты неожиданно смягчились, а голос, как ей показалось, чуть дрогнул, словно его взволновало давно забытое воспоминание.
— Что значит молодая?
— Достаточно молодая, — ответил он, — чтобы верить в то, что дурной человек способен измениться. В зрелости люди, как правило, избавляются от столь оптимистического взгляда на жизнь.
Мэгги ожидала, что он продолжит, но не была уверена.
— Прописная истина, — но, увы, очень многое получается далеко не так, как нам бы хотелось. Ну, как салат? Не передумали насчет перца?
— А как ее звали? — спросила Мэгги, упорно желая заставить его говорить о таинственной незнакомке, несмотря на то, что ему это явно не хотелось.
Взгляд Чэннинга неожиданно стал ледяным.
— Мне кажется, вас это не касается, — резко сказал он.
«Все-таки удивительно странный и неожиданный человек», — подумала Мэгги, пока они заканчивали обедать. Она сожалела о том, что ее любопытство нанесло непоправимый вред их едва налаживавшимся отношениям. То, что Чэннинг продолжал как ни в чем не бывало беседовать с ней на самые разные темы, озадачивало ее куда больше, чем если бы он просидел остаток вечера с каменным лицом.
— Как насчет десерта? — непринужденно поинтересовался он. — Я припоминаю, вы говорили, что любите шоколадный мусс.
— Ну, тогда вам придется катить меня домой.
— В таком случае, может быть, лучше покатаемся на смотровой площадке?
Мэгги почувствовала, что ее бросило в жар. Перед ней был враг, и она понимала, что не должна забывать об этом. Человек, который сидит напротив нее, наверняка разбивает сердца с той же легкостью, с какой откладывает в сторону утреннюю газету. Правда, сегодня она узнала, что он тоже когда-то страдал и до сих пор приходит в смятение, когда вспоминает о прошлом.
— Так да или нет? — повторил вопрос Чэннинг. Мэгги оставалось только принять его предложение.
— Если вы, конечно, не задумали столкнуть меня вниз, — добавила она.
— Зачем же мне это нужно? — удивился он.
— Я виновата перед вами и Должна извиниться, — набрав побольше воздуха, выпалила Мэгги.
— Ну, как правило, я сталкиваю людей со «Спейс Нидл», если у меня есть более серьезные основания. Но вы меня заинтриговали — за что вы решили извиниться?
— За то, что полезла не в свое дело, пристала к вам с расспросами.
— Извинение принимается… только с одним условием.
— Каким?
Чэннинг улыбнулся, как будто подумал сейчас о чем-то смешном.
— Я скажу немного позже.
Мэгги вышла с хозяином на смотровую площадку.
— Сегодня будет дождь, — заметил он, взяв ее под руку, когда они приблизились к металлической ограде, чтобы полюбоваться, как он и обещал, ночным видом Сиэтла. — Здесь любой умеет предсказывать погоду, даже тот, кто живет недолго.
— А одного лета достаточно, чтобы научиться?
— Достаточно, но здесь есть еще много интересного, и вообще этот город приятно называть своим домом.
Даже не глядя на него, Мэгги чувствовала, что он не спускает с нее глаз, наблюдая за каждым ее движением.
— Все зависит от того, какие у человека возможности.
— Не спорю, — согласился Чэннинг, и Мэгги вновь послышалось в его голосе высокомерие, выводившее ее из терпения, — но одного лета не хватит, чтобы это узнать.
Облокотившись на ограду, Мэгги любовалась мерцавшими внизу огнями города.
— Так при каком же условии вы готовы меня простить? — спросила она.
Вопрос повис в воздухе. Чэннинг молчал. Он слегка запрокинул голову, и его силуэт казался сейчас странным в лучах освещающих башню прожекторов.
— Помните, мы говорили с вами о театре?
— О «Мышьяке и старом кружеве»? — Мэгги кивнула. — И что же?
Чэннинг приблизился к ней на шаг, и разделявшее их расстояние стало таким маленьким, что ей показалось, он слышит, как бьется ее сердце. Взгляд его был сейчас до того взволнованным, что Мэгги вздрогнула. Осторожно протянув руку, он погладил ее по голове, потом зарыл пальцы в кудряшки у самой шеи. Она почувствовала его теплое дыхание, когда он наконец произнес фразу, которую, скорее всего, давно заготовил: