А хуже всего было отчётливое, неприятное понимание – завтра в школе всё повторится, и одноклассницам я не расскажу и половины, чем могу спокойно поделиться с подругами.
И рано или поздно кольцо заметит Гален.
Ночью, лёжа без сна в своей постели, я заново, и так, и сяк прокручивала наш с Галеном последний короткий диалог на перемене. И с каждым разом укреплялось подозрение, что он чувствовал мой запах.
Как и я чувствовала его.
Думать о том, для каких целей леди Вивиан потребовалась братству и как могла родная мать вот так запросто продать единственную дочь проклятым созданиям, и вовсе не хотелось.
Одноклассницы заметили кольцо на третьем уроке – на переменах я прикрывала украшение правой ладошкой или прятала левую руку в складках юбки либо за спиной. Увы, на уроках приходилось писать и постоянно держать «провинившуюся» конечность под партой не получалось. Первой, естественно, оказалась Беатрис – в чём я совершенно не сомневалась, – и на следующей перемене я стала звездой класса. Девушки, большинство из которых прежде едва снисходило до разговоров с бедной приживалкой леди Тарранси, теперь изумлённо и завистливо рассматривали кольцо и заваливали меня жадными вопросами. Я загадочно улыбалась и роняла небрежно, что для меня самой это огромная неожиданность. А потом…
Потом я просто поняла, что он рядом. Вокруг меня собрался практически весь класс и каждая норовила протолкаться вперёд, чуть ли не ткнуться носом в кольцо, не иначе как пытаясь выяснить пробу золота и настоящий ли камень. Каждая вздыхала с плохо скрываемой завистью, расспрашивала о личности «жениха» и как я, такая тихая, незаметная, ну совершенно невзрачная, не способная заинтересовать приличного молодого человека барышня, могла скрывать кавалера от почти что подруг. Только Беатрис, отодвинув Ариану и Кларисс, держалась рядом со мной, приняв вид важный, покровительственный, словно она присутствовала на помолвке и лично приглашена на свадьбу. За девичьими головами я не заметила подошедшего Галена, но вдруг в одно мгновение ощутила и его, и взгляд пристальный, тяжёлый. Я вздрогнула почему-то, однако поднять глаза не решилась.
– Что происходит? – услышала я голос учителя, негромкий, приглушённый шепотками вокруг и привычным гомоном перемены.
– Альвернис замуж выходит, – звонко сообщил кто-то – кажется, Керри – из заднего ряда. – Вчера помолвка была.
– Пра-авда?
Шепотки впередистоящих стихли разом, девушки расступились послушно – Гален миновал плотный полукруг собравшихся, приблизился ко мне. Коснулся запястья моей левой руки, поднятой для удобства демонстрации.
– И кто счастливчик?
– Женевьева не раскрывает имени жениха, – ответила Беатрис с готовностью.
Я всё же посмотрела на Галена. В безмятежно голубых глазах интерес задумчивый, сдержанный, но за внешним спокойствием, за видимой толщей прозрачной воды загорались серебряные огоньки.
– Милые барышни, я хотел бы поздравить Женевьеву со столь важным и значимым событием, – мужчина улыбнулся обезоруживающе и добавил: – Наедине.
И, не отпуская моей руки, вывел меня из толпы одноклассниц. За нашими спинами зашелестели разочарованные вздохи.
– Вэйд рехнулся? – тихо спросил Гален, сохраняя на лице маску невозмутимой благожелательности. – Или ты его всё же приворожила своим пением?
– Я его не привораживала, – прошипела я, пытаясь высвободить руку. Идущие нам навстречу ученицы и учителя одаривали нас удивлёнными взглядами и некоторые определённо отмечали пальцы Галена, сомкнувшиеся на моём запястье.
– Тогда какого Дирга он творит?
– Вот у него и спроси.
– Уже спрашивал, – мужчина кивнул прошедшей мимо госпоже Олуэн, учительнице литературы и по совместительству нашему классному руководителю. – Проблема в том, что, моя дерзкая Женевьева, иногда Вэйд бывает крайне упрям. Ещё он несколько впечатлительный и душевная организация у него тоньше, чем у всего нашего поколения, вместе взятого. Если бы я знал, что он так воспримет письмо Норда, то сжёг бы эту слезливую поэму о чудесном обретении своей пары сразу после прочтения, не показав Вэйду.