— Молчи, болтун! Он пробежал сюда?
На ступенях узкой лестницы покачивались огромные тени двух кавалеров; в свете свечи Уизел смог рассмотреть их внимательно. Это были настоящие джентльмены в богатой одежде, явно собиравшиеся второпях; один был серьезно ранен в руку; оба излучали ярость и ужас. Отмахнувшись от недоумевающего Уизела, они вломились в комнату и стали методично тыкать клинками во все подозрительные темные углы гостиной, а затем продолжили поиски в спальне Уизела.
— Где он спрятался? — в ярости воскликнул раненый.
— Кто «он»?
— Тот человек, не ты.
— Насколько мне известно, здесь, кроме меня, находятся еще только двое.
В следующую секунду Уизел пожалел, что открыл рот, поскольку кавалеры, как видно, потеряли чувство юмора и, кажется, собирались проткнуть его насквозь.
— Я слышал, как кто-то шел по лестнице, — поспешил добавить он, — минут пять назад, а то и больше. Верней всего, он передумал идти наверх.
Он хотел было продолжить и объяснить им, что был полностью поглощен «Королевой фей», но — по крайней мере, в этот час — его гости, подобно ангелам, были совершенно равнодушны к культуре.
— Что произошло? — осведомился Уизел.
— Насилие! — ответил человек с раной на руке. Уизел отметил, что он выглядел обезумевшим. — Моя сестра. Господи, только отдай в наши руки этого человека!
Уизел заморгал.
— Кто преступник?
— Клянусь Богом! Мы не знаем даже этого. А что это за люк наверху? — неожиданно спросил он.
— Он заколочен. Его не открывали уже несколько лет. — Он подумал о стоявшем в углу шесте, и сердце его ушло в пятки, но отчаяние притупило сообразительность визитеров.
— Тут нужна лестница, если ты не акробат, — вяло произнес раненый.
Его товарищ истерически рассмеялся.
— Акробат. Да, акробат! Ох…
Уизел удивленно смотрел на них.
— Как это ни горько, — воскликнул человек, — но именно что никто — да, никто! — кроме акробата — не смог бы уйти от нас!
Кавалер с раной на руке в нетерпении щелкнул пальцами здоровой руки.
— Нужно сходить в соседнюю квартиру — во все квартиры.
И, потеряв надежду, они ушли, хмурые, словно грозовые тучи.
Уизел закрыл и запер на задвижку дверь, затем немного постоял около нее, почувствовав укол жалости.
Приглушенное «Эй!» заставило его поднять голову. Обладатель легких туфель уже приподнял крышку люка и оглядывал комнату сверху. Лицом он напоминал веселого эльфа — полубрезгливого, полуразозленного.
— А головы они, наверное, на ночь снимают вместе со шлемами, — шепотом заметил он. — Но что касается нас с тобой, Уизел, так мы свои всегда носим на плечах.
— Да будь ты проклят, — яростно воскликнул Уизел. — Я знаю, что ты подлец, но даже половины того, что я услышал здесь, хватит, чтобы понять, что ты такая дрянь, что у меня руки чешутся проломить твой череп.
Обладатель легких туфель уставился на него, удивленно моргая.
— Во всяком случае, — сказал он спустя некоторое время, — я нахожу, что в таком положении разговор о моем звании невозможен.
С этими словами он стал опускаться вниз: на мгновение повис, держась за край люка, и спрыгнул на пол, пролетев добрых семь футов.
— Один крысеныш там, наверху, долго рассматривал мое ухо с видом гурмана, — продолжил он, отряхивая руки о бриджи. — Пришлось объяснить ему на понятном всем крысам языке, что я смертельно ядовит, после чего он счел разумным удалиться.
— Ну что ж, я хотел бы послушать рассказ о сегодняшнем ночном разврате, — сердито произнес Уизел.
Обладатель легких туфель приставил большой палец к носу и насмешливо помахал Уизелу остальными пальцами.
— Шут гороховый! — пробормотал Уизел.
— У тебя есть бумага? — неожиданно спросил обладатель легких туфель, и тут же резко добавил: — Да, а писать-то ты умеешь?
— А почему я должен давать тебе бумагу?
— Ты хотел рассказ о ночных увеселениях. И ты его получишь, если дашь мне перо, чернила, пачку бумаги и комнату, где я смогу писать в одиночестве.
Уизел колебался.
— Уходи! — наконец сказал он.
— Как пожелаешь. Однако ты упускаешь довольно любопытную историю.
Уизел дрогнул — его сердце было мягким, как воск, — и сдался. Обладатель легких туфель прошел в соседнюю комнату со скудным запасом письменных принадлежностей и аккуратно закрыл за собой дверь. Уизел тяжело вздохнул и вернулся к «Королеве фей»; в доме снова воцарилась тишина.
Промчался четвертый час ночи. Пропитанная холодом и влагой тьма снаружи померкла, а комната потускнела, и Уизел, подперев руками голову, низко склонился над столом, напряженно вглядываясь в кружево рыцарей, фей и злоключений множества девиц. На узкой улице снаружи слышалось громкое фырканье драконов; когда заспанный подмастерье оружейника приступил к работе в половине пятого утра, эхо превратило громкий звон наколенников и кольчуги в шум марширующей кавалькады.