Ей же посвящены стихотворения «Наперсник» («Твоих признаний, жалоб нежных…»), «Счастлив, кто избран своенравно…». Закревская с ее «бурными страстями» угадывается и в образе Зинаиды Вольской — героине неоконченной пушкинской повести «Гости съезжались на дачу…».
Интересно было взглянуть и на усадьбу, увидеть, в какой обстановке жила в Италии знатная русская семья. И кто знает, не сохранились ли там, если сама усадьба уцелела, какие-то русские реликвии, а среди них, быть может, и портрет «Клеопатры Невы».
Однако местности с названием «Галертто» не оказалось не только на географических картах Тосканы, но и в самых подробных справочниках. Не смогли припомнить его и местные краеведы. В конце концов загадку эту помогла разрешить одна из книг Н. М. Каучишвили. Читая ее, я наткнулся на сноску, в которой говорилось, что Закревские похоронены в своем имении Гальчето близ Прато. Этот город находится от Флоренции в каких-нибудь двадцати километрах, так что в определении «координат» усадьбы большой ошибки не было. А вот «Гальчето» и «Галертто», особенно при тосканской четкости произношения каждой буквы, звучат совершенно непохоже.
Обнаружил я правильное название тосканского поместья Закревских уже в Москве, вернувшись из Италии после десятилетнего там пребывания. Прошло еще несколько лет, прежде чем вновь довелось побывать во Флоренции. Старые друзья вызвались свозить меня в Гальчето, который оказался крошечным городком, вернее, даже деревушкой (нас, привыкших к деревянным избам в сельской местности, так и тянет назвать городком застроенную каменными домами, с асфальтированной улицей современную итальянскую деревню). В тот день — воскресенье, да к тому же еще пасхальное — она казалась вымершей. Магазин и даже бар, заменяющий местным жителям мужского пола клуб, были закрыты.
Проехав деревню из конца в конец, мы встретили лишь одного прохожего. От него и узнали, что единственная в Гальчето вилла, которая, как он слышал, принадлежала в прошлом веке каким-то русским, находится сразу по выезде из деревни, за поворотом дороги. Здание с прилегающим к нему парком несколько лет назад купила у последних частных владельцев коммуна, чтобы создать в нем народный дом (коммуна — самая мелкая единица административного деления, в данном случае — орган ее местного самоуправления; народный дом — что-то вроде нашего дома культуры, содержащегося на средства коммуны). Как раз сейчас здание ремонтируется.
Оставив машину у ворот, мы вошли в сад — то, что осталось от некогда, возможно, обширного парка. Судя по расставленным вдоль дорожек скамейкам и площадке для детских игр, он уже служил общественным нуждам. Центральная аллея привела к довольно большому, обнесенному строительными лесами двухэтажному строению, с фронтоном над центральной частью, за высокими окнами которой угадывались просторный вестибюль внизу и большая зала наверху. Сам облик дома, построенного в стиле неоклассицизма, напоминал помещичью усадьбу где-нибудь в центральной России. Впрочем, быть может, так показалось, потому что неоклассическая архитектура в Тоскане очень редка.
С левой стороны здания — пристройка под куполом. Хотя и без креста, она наводила на мысль о домашней часовне. Все двери дома были, конечно, заперты. Но выручили строительные леса. Поднявшись на них и заглянув в оконце над входом в пристройку, я увидел круглое помещение, в глубине которого между двумя дверными проемами стоял мраморный алтарь со снятой, видимо, по случаю ремонта иконой или картиной на религиозный сюжет. Перед алтарем — большой камень. Есть ли на нем какие-нибудь надписи, разглядеть в полумраке не удалось.
…Среди знакомых Пушкина, умерших в Италии, был и лицеист С. Г. Ломоносов, вместе с которым, как упоминалось, он сам, Горчаков и Корсаков начинали службу в министерстве иностранных дел. Относительно места его захоронения присланные из Ленинграда сведения были вполне определенны — церковь при греческом кладбище в Ливорно. Однако город этот долго оставался в стороне от маршрутов моих поездок. Наконец представился случай снова побывать в нем, хотя и проездом.
Еще в Риме заглянул в подаренную автором — Ландо Бортолотти книгу об истории планировки и застройки Ливорно. Она открывается такой фразой: «Каждый город является единственным в своем роде неповторимым историческим «индивидуумом». Специфика Ливорно заключается в том, что он вырос как главный морской порт Великого герцогства Тосканского. При этом власти стремились привлечь в него торговцев и мореплавателей — выходцев из разных стран (так же росла позже наша Одесса). А поскольку люди смертны, в космополитическом по составу населения Ливорно возникли греческое, армянское, два еврейских, английское, голландское, турецкое кладбища — случай редкий, если не сказать исключительный в католической Италии того времени. Дело, конечно, не в национальностях, а в вероисповеданиях жителей.