В 1854 году Леопольд II, еще пытавшийся спасти свой трон, увольняет Боччеллу в отставку. Но время Великого герцогства сочтено. В 1859 году Леопольд вынужден навсегда покинуть Тоскану, присоединившуюся в следующем году к Итальянскому королевству, временной столицей которого, до взятия в 1870 году папского Рима, станет Флоренция. Для Боччеллы все это означает и лишение пенсии. В том же 1859 году он возвращается в Лукку и живет отныне в уединении в небольшой, уцелевшей до наших дней, загородной вилле. Произведения его в печати больше не появляются.
Уже после возвращения из Италии, будучи в Праге, я обнаружил в Государственном архиве ЧССР девять писем Боччеллы к Леопольду II, относящихся к периоду 1857–1867 годов. Бывший великий герцог Тосканский, найдя приют в Австрийской империи, поселился в Чехии, или Богемии, как ее в то время называли. Так его архив оказался в Чехословакии. Для умонастроений Боччеллы последних лет его жизни показателен такой пассаж из письма, датированного 20 декабря 1867 года: «В том, что это вовсе не конец света и мир должен возродиться на бессмертных принципах католицизма, я не сомневаюсь, но мы, люди старого поколения, этого не увидим, и не знаю, как сможет увидеть это поколение, рождающееся в презрении, больше того — в ненависти к сверхъестественному, в материализме наслаждения любой ценой, сменившим святость религиозного чувства, в потоке богохульства, наводняющего ежедневную печать, и в разлагающей деятельности обществ, являющихся уже не тайными, а открыто языческими. Да сжалится над нами Господь Бог!» (слова, выделенные курсивом, в письме подчеркнуты).
Так завершилась эволюция политических и общественных взглядов Чезаре Боччеллы, слывшего в молодости либералом. Неудивительно, что в новой, объединенной Италии он был забыт уже при жизни. И лишь сто лет спустя стало возможным объективно оценить различные стороны его деятельности.
Среди бумаг Боччеллы в луккском архиве я увидел листок с написанным его рукой текстом: «Чезаре Боччелла /Последний в семье/ Родился 25 марта 1810 /Умер…/ Я хочу, чтобы эту надпись высекли на камне, закроющем мою могилу…»
По обе стороны от ворот городского кладбища Лукки стоят две капеллы. Сразу при входе в левую из них в пол вделана небольшая квадратная плита белого мрамора. В начале составленной самим Боччеллой эпитафии добавлено: «Маркиз», в конце: «12 октября 1877».
Хранящиеся в филиале Государственного архива в Лукке бумаги Боччеллы разделены на две части.
В первой собраны документы официального характера: разрешения на чтение «запрещенных» книг, свадебный контракт с Виргинией Пледе баронессой Майнау, составленный в Вене 13 мая 1830 года, назначение камергером Луккского двора 19 октября того же года, купчие, акт о смерти… Никаких сведений о поездке в Россию среди бумаг нет.
В другой папке сложены рукописи, связанные с литературной работой Боччеллы. Как я уже писал, некоторые подстрочные переводы поэм Пушкина датированы 1841 годом, другие — без даты. (В конце «Кавказского пленника» приписка — крик души переводчика: «Аминь и слава Богу!») Все подстрочники — на французском языке. На полях аккуратные пометки с пояснениями имен собственных — например, генерала Н. Н. Раевского, сыну которого посвящена поэма «Кавказский пленник», географических названий; таких слов, как «аул», «уздень», «шашка», «сакля», «кумыс», пояснявшихся и Пушкиным для русских читателей его времени.
Ласорса отмечала неправильное написание в предисловии к пушкинским поэмам фамилии Гончаровой, но в рукописи она транскрибирована правильно. Видимо, речь идет о типографской опечатке. Однако в рукописи имеются другие неточности, повторенные в печатном тексте и несущие следы восприятия на слух или ошибки памяти. Так, Онегин пишется через «А», среди лицеистов наряду с Дельвигом назван «знаменитый Баратынский». В рукописи две последние цифры года смерти Пушкина пропущены, а в печатном тексте год указан ошибочно — 1836…
Известно, что бумаги, поступающие в публичные архивы от частных лиц, обычно содержат мало документов, относящихся к личной жизни. Чаще всего они изымаются владельцами или их наследниками. Но в архиве Боччеллы удивляло отсутствие хотя бы одного адресованного ему письма. Бывший директор Государственного архива в Лукке доктор Доменико Корси рассказал мне, что, когда две преклонного возраста женщины пришли к нему посоветоваться, что им делать с доставшимися от предка, нотариуса Боччеллы, бумагами, и он предложил сдать их на хранение, те пришли в ужас: «Как? Но ведь у маркиза были нелады с женой! И потом, эта история с обращением в протестантизм…»