Этот портрет — вариант миниатюры того же Ж. Герена, датированного 1826 годом — годом оформления брака с графом Г. А. Строгановым — из собрания ленинградского Эрмитажа. Кстати, портретов Строгановой сохранилось мало, до сих пор было известно всего три.
АЛЬБОМНАЯ СТРАНИЦА, ИЛИ СТИХОТВОРЕНИЕ В ПРОЗЕ
Речь пойдет о собственноручном тексте Николая Васильевича Гоголя, еще несколько лет назад у нас неизвестном и впервые опубликованном мною в нашей печати в 1984 году в дни, когда отмечалось 175-летие со дня его рождения.
На первый взгляд текст этот может показаться сущей безделицей. Действительно, это не чудом сохранившаяся страница из второго, сожженного автором тома «Мертвых душ» и даже не затерявшееся на сто с лишним лет письмо, которое проливало бы новый свет на какую-то сторону или хотя бы эпизод жизни великого писателя. Нет, это всего-навсего короткая и шутливая запись в альбом — непременную в пору романтизма принадлежность всех столичных, да и провинциальных гостиных.
Вспомним «уездной барышни альбом» в «Евгении Онегине». Поэт упомянул о нем с иронией. Но с такими альбомами связан целый пласт культуры первой половины XIX века, и следует признать, что тем же «уездным барышням», которые были не только адресатами, но и хранительницами альбомной поэзии, да и графики, мы многим обязаны. Ведь наряду с упражнениями неумелых рифмоплетов и художников-любителей иные из этих альбомов содержат в себе подлинные шедевры. Достаточно вспомнить стихотворения Пушкина, Лермонтова.
В чей же альбом сделал запись Гоголь? Впрочем, пусть читатель вначале познакомится с ней безотносительно к адресату, восприняв ее, так сказать, в «чистом виде».
Вот этот текст с сохранением особенностей гоголевского написания (в нем заменяются лишь не существующие ныне в русском алфавите буквы и опущены твердые знаки в конце слов, ставившиеся согласно старой орфографии):
Как ни глуп Индейский петух, как ни глуп Руской, выехавший за границу и жалеющий что при нем нет крепостного человека, как ни глупы Фрак и Мундир, два глупейшая произведения 19 века; — но вряд ли они все вместе глупее моей головы. Ничего решительно не могу Вам из нее выкопать, Марья Александровна! Чепуха и дичь в ней такая как в Руском губернском городе; А безтолково как в комнате хозяина на другой день после заданной им вечеринки, которою он сам был недоволен, над которою потрунили вдоволь гости и после которой ему остались только: битая посуда, нечистота на полу и заспанныя рожи его лакеев. —
Вот что должен сказать вам, хотевший бы сказать что-нибудь хорошее, и весьма благодарный вам за Ваше расположение
Безделица? Сколько, однако, в этом тексте подлинно гоголевского юмора, будто бы и мягкого, а ведь, по существу, весьма «кусачего».
Чего стоит сопоставляемый (именно сопоставляемый, а не сравниваемый, что было бы слишком прямолинейно) с надутым индюком русский барин, сокрушающийся, что нет при нем и за границей какого-нибудь Осипа или Селифана. Живя в Риме, Гоголь встречал таких немало и не раз жаловался друзьям на невежество и чванливость иных из наезжавших туда соотечественников.
А российский губернский город с его «чепухой и дичью», вызывающий в памяти путешествие Чичикова?
Не так безобидна, как может показаться, и глупость, которой наделяются фрак и мундир. Из воспоминаний современников Гоголя известно, что со временем он воспылал особой неприязнью к фраку и в случае крайней необходимости, лишь бы не надевать его, подкалывал полы своего сюртука таким образом, чтобы имитировать фалды. Как-то А. О. Смирнова-Россет, находившаяся с Гоголем в дружеских отношениях, решила все же уязвить его на этот счет. Дело было в Риме, когда туда приехала великая княгиня Елена Павловна, сватавшая свою дочь Марию Михайловну за будущего герцога Баденского, и все российские подданные ходили представляться членам высочайшей фамилии. «Когда же вы подколете ваш сюртук и пойдете к ней?» — спросила Александра Осиповна. Но Гоголь парировал: «Нет, пусть прежде представится Балинский, а потом уж я, и какая у него аристократическая фамилия!» Ответ этот можно оценить по достоинству, приняв во внимание, что Балинский, уроженец Курляндии, находился у Смирновой-Россет в услужении.