Это не просто веселое гулянье. «Пикантный» смысл рисунка ускользнет, если не знать обычаев старого Рима. Брюллов не случайно изобразил эту сценку под пирамидой Цестия, указав тем самым адрес происходящего. Дело в том, что в начале прошлого века вокруг пирамиды Цестия располагались заведения, не благоприятствовавшие доброй репутации этого квартала, что, кстати, сыграло роль и при выборе места для кладбища иностранцев-некатоликов, то есть «нечистых», по представлениям римлян того времени. Согласно законам папского Рима, тех, кто не был католиком, запрещалось хоронить не только в церквах, но и в «освященной земле». Сами похороны их долгое время совершались по ночам, почти тайком. Правда, к середине века религиозная нетерпимость несколько поумерилась. Однако еще в 1854 году прусскому посланнику после похорон жены пришлось спасать пастора от ярости фанатически настроенной толпы, спрятав его в своей карете.
Не случайно и то, что один из основателей Итальянской компартии, Антонио Грамши, умерший в тюремном госпитале во времена фашизма, тоже похоронен на «Монте Тестаччьо». Принадлежа ряду посольств зарубежных государств, оно экстерриториально, находясь в черте Рима, как бы расположено вне Италии.
Поднимаясь террасами к Аврелиановой стене, «Монте Тестаччьо» выглядит не менее романтично, чем «Английское кладбище» во Флоренции, и так же, как оно, считается памятником культуры. На нем покоятся английские поэты Китс и Шелли, сын Гете, многие литераторы и художники разных национальностей. Из русских — Антон Иванов, Константин Григорович, Сергей Постников, Павел и Александр Сведомские… Художники не слишком широко известные. Но и они внесли свой вклад в родное искусство. И кто знает, были бы возможны без них взлеты — Кипренский, Брюллов…
Вот, к примеру, Антон Иванов.
Тот, кто бывал в Русском музее в Ленинграде, быть может, запомнил небольшую картину — интерьер мастерской братьев Чернецовых на барке во время их путешествия по Волге в 1838 году. Как хорошо передана на ней атмосфера, обстановка, в которой увлеченно работают художники. Картина написана Антоном Ивановым. Хранитель фондов Русского музея, большой знаток своего дела, Ю. В. Смирнов рассказывал, что Чернецовы с трудом выкупили Иванова — крепостного владимирских помещиков Домашевых. По его же мнению, памятник — крест с мозаикой и надписью «Другу моему Антону Ивановичу Иванову, скончавшемуся в Риме 24 Ноября 1863 года» (на задней стороне креста та же надпись повторяется по-французски с датой по новому стилю) — мог поставить художник Павел Плешанов. Скромный памятник, короткая надпись. Но и они тронут душу «сына севера», оказавшегося в «краю чужом».
Не могу не упомянуть еще об одном памятнике на «Монте Тестаччьо», хотя и он не относится к пушкинскому времени. Когда я впервые обратился в дирекцию, там решили, что меня интересует именно этот памятник. Он действительно один из лучших, если не лучший в художественном отношении из всех установленных на «Монте Тестаччьо». Небольшая мраморная гробница с чуть приоткрытыми створками металлических дверей. Рядом с нею, но отдельно, что и делает памятник непохожим на другие, на белой мраморной скамье — мраморная фигура сидящей в скорбной позе женщины с распущенными волосами и сложенными на коленях руками. «В мастерской работаю памятник Маруси Оболенской в натуральную величину. Дело подвигается медленно, но кажется хорошо», — писал из Рима в 1873 году А. М. Антокольский. Говоря его же словами, это «реальный, но и симпатичный надгробный памятник».
Неподалеку покоится Т. Л. Толстая-Сухотина, автор интереснейшего дневника, переданного в Москву ее дочерью Т. М. Альбертини и уже выдержавшего у нас несколько изданий.
В дальнем правом углу кладбища — небольшой участок, купленный, теперь весьма немногочисленной, колонией русских эмигрантов, где в общем склепе и сейчас хоронят тех, кто не оставил после себя средств.
Но вернемся к нашей теме. На «Монте Тестаччьо» покоятся еще трое людей, которых знал Пушкин. Один из них — Захар Григорьевич Чернышев, родственник поэта, декабрист и брат декабристки Александры Григорьевны Муравьевой, которой Пушкин доверил отвезти свое стихотворное послание в Сибирь. Захар Чернышев после каторжных работ и поселения в Якутии был переведен рядовым на Кавказ, где в 1829 году виделся с ним в последний раз Пушкин. Запись в регистре позволила установить точную дату смерти декабриста — 23 мая 1862 года. Могила Чернышева не сохранилась. Но его имя и фамилия высечены на каменной доске, установленной на Аврелиановой стене. Под ней — оссуарий с останками тех, чьи захоронения за давностью лет, безвестностью и безнадзорностью были уничтожены. Этой участи избежала каменная плита с именем княжны Прасковьи Петровны Вяземской (21 февраля 1817 — 11 марта 1835), Пашеньки, дочери больших друзей Пушкина П. А. и В. Ф. Вяземских. Мы обязаны этим итальянской русистке, грузинке по происхождению, Н. М. Каучишвили — автору ряда публикаций по истории русской литературы и культуры, в том числе книги «Италия в жизни и творчестве П. А. Вяземского». В дирекции «Монте Тестаччьо» мне показали ее письмо, в котором она обращала внимание на то, что Прасковья Вяземская — дочь известного русского поэта. Время сделало плохо различимыми надпись и фамильный герб. Напрасно расчищавший дорожки и поливавший цветы рабочий, желая помочь мне и надеясь, что, если сфотографировать мокрый камень, надпись проступит на снимке отчетливее, смачивал ее водой.