– Я не знаю, что мне делать, – сказала Кира упавшим голосом и заплакала. Тихо, вытирая слезы пальцами, пытаясь не размазать туш.
Я подала ей рулон бумажных полотенец, то, что было под рукой. И налила еще.
У меня маленькая кухня. Очень маленькая, я уже говорила об этом. Когда я встала налить Кире стакан воды, мне пришлось пройти впритык к ней. А она вдруг взяла и схватила меня руками. Обняла. Все, будет душить, решила я. А она просто уткнулась мне в бок и стала плакать. Горько и безутешно.
Тут надо сделать отступление. Я не люблю обниматься с людьми. И вообще всякие физические контакты не люблю. Терпеть не могу толчеи и давки в маршрутке, когда ко мне жмутся посторонние. Поэтому чаще хожу пешком. Не люблю стоять в очереди, когда кто-то слишком близко ко мне подходит. Не люблю, когда меня трогают за руки или другие части тела при разговоре – бывают такие люди, им надо постоянно прикасаться к собеседнику. У Симы было много подруг – пенсионерок, они постоянно к нам приходили и тискали меня. Затискали до полного отвращения. Я была очень симпатичным малышом. Уже и повзрослела вроде, а обнимашки терпеть ненавижу. Зато мои сестры, зная об этом моем закидоне, любят устроить мне обнимашковый кошмар – и сами лезут обниматься, и детей своих еще подговаривают. Я от них ухожу, вернее вырываюсь, обнятая на три года вперед.
Нет, это не касается мужчин и секса. Мужчины – это другое дело. Любимому мужчине можно все.
Вот с кем бы мне хотелось обниматься в последнюю очередь, так это с Кирой. Она в меня вцепилась, а я стою столбом и не знаю, куда деть свои руки. Халат уже намок. Осторожно похлопала ее по плечу. Мол, все будет хорошо. И выпусти меня.
– Прости, – наплакавшись, Кира меня отпустила, взяла стакан с водой. – Я не должна была приходить сюда, у меня просто крышу сорвало. Это не твои проблемы.
А я не должна была спать с твоим мужем. Кто из нас должен просить прощения?
И вот сидим мы на кухне, две женщины, которые любили или любят – я не люблю, уже отлюбила и почти забыла, а Кира, предполагаю, любит еще, раз так страдает – одного мужчину, и никто из нас от этого не стал счастливым.
Я так вообще чувствую себя очень плохо.
Непринужденная беседа не клеится, ситуация не располагает. Аппетит пропал. Я гоняю по тарелке оливку, моя гостья смотрит куда-то в сторону. Кофе остыл. Кира тоже постепенно остывает, успокаивается, превращается в ледяной айсберг. Теперь у нее на лице нет никаких эмоций. Она встает и уходит, сказав на прощанье:
– А у тебя ничего так квартира, миленько.
Я чуть не ляпнула, что у нее тоже симпатично, много света и пространства. Но вовремя спохватилась и заткнулась. Зачем ей знать, что я была у нее дома? То, что я до сих пор не бита, это может просто случайное упущение, и она быстренько его исправит.
Я закрыла за ней дверь на все замки и поклялась себе всегда узнавать через домофон, кто пришел.
Настроение совсем не праздничное. На телефоне еще много сообщений, но вряд ли они что-то исправят.
Фима, дожила до тридцати лет, а такую бестолковую жизнь нажила. Что бы сказала на все это Сима, твоя бабушка? Разве ж она так тебя воспитывала? Разве такой судьбы для тебя хотела?
День рожденья – это такой интересный праздник. В детстве ждешь его с нетерпением, хвастаясь перед друзьями, что тебе уже на год больше. А я так всегда хотела быть старше, чтобы догнать одноклассников. Потом тебе 16, 18, 20. Ты радуешь жизни, молодости, весь мир перед тобой, ты все можешь. А где-то после 25 ты понимаешь, что день рожденья это не праздник, а экзамен. И каждый раз начинаются вопросы – чего я достигла, что у меня есть, что я из себя представляю? И уже не так хочется радоваться, что еще один год прошел. Хочется замедлить ход часов.
Когда мне было 16, я думала, что 30 лет – это глубокая пенсия. И очень сильно удивлялась фразам; такой молодой, 30 всего. Кто молодой в 30? Это уже капец как много! Пенсия просто.
Сегодня я посмотрю в паспорт и пойму, что 30 это много только на бумаге. Мозгов у меня не прибавилось. А как иначе можно было позволить себе такое поведение? Любить так, чтобы от этого страдали другие.
В моем возрасте мама уже растила троих детей и была беременна четвертым. Работала, держала на себе дом, заботилась о других. А я что? Пустышка. Как обертка от конфеты, только без конфеты. Все уже съели.
Последние пять лет перед днем рожденья на меня и так нападала какая-то необъяснимая тоска. А тут и Денис пропал, выбесил меня, и Кира мне показала, как я пыталась хорошо устроится в жизни за счет других.
Я могла бы оправдываться, что никогда не искала специально женатых мужчин. Так само получалось. Я могла бы говорить, что не хотела ничего плохого, только любить. Я не собиралась никого уводить из семьи. И я совершенно не думала о том, как со всем этим живут жены тех мужчин. Глупая. Какая же глупая. И еще оправдание какое красивое придумала – ах, я влюбилась, расступитесь горы!
Неужели я всю свою жизнь так и проживу – бестолково, в постоянном поиске и разочарованиях? Кто бы мне дал ответ на этот вопрос?
И тут я вспомнила недавно подслушанный разговор в аптеке. Ну, как подслушанный – я расставляла ценники, а возле стойки с косметикой три старушки разговаривали. Громко. Одна была накрашена даже больше чем я, в обтягивающих джинсах. Две другие были обычными, такими стандартными, бабушками. Обычные разговаривали о болячках – здесь болит, тут ноет, там печет и сюда стреляет. Модница активно мазалась пробниками и разговоры о болячках не вела.
– Петровна, а как твое давление? – Спросила одна обычная модницу.
Та, даже не отрываясь от косметики, что-то буркнула.
– Ась? – Повторила первая.
– Говорю, что у меня ничего не болит. Мы с Иваном Павловичем сегодня на танцы пойдем.
– Какие танцы? Ты ж недавно помирать собиралась.
И тут модница рассказала, что да, она болела и уже собралась туда, в лучшие миры, когда ее невестка принесла ей пирожок. Маленький, меньше спичечной коробки. С рыбкой. И ей полегчало. Настолько полегчало, что она пошла на танцы и, возможно, еще раз замуж сходит. А весь секрет в том пирожке. Невеста купила его специально у новой молоденькой не то ведьмы, не то знахарки, которая недавно объявилась в нашем городе.
Тут у меня уши превратились в локаторы. Я даже перестала ценники менять, потом еще скандал от тетки одной получила, за то салфетки оказались на кассе дороже.
Вот где найти в городе человека со сверхъестественными способностями?
В новом торговом центре. В магазине булок с названием “Чего желаете?”. Спросить Маю.
Эта Мая очень странно работает. Ей надо рассказать свою проблему, и она продает тебе какую-то булку, пирожок или тортик из своего магазина. Денег много не берет, просит всю мелочь, которая есть в кошельке. Если мелочи нет – тогда любые деньги, что не жалко. Торговаться с ней нельзя. Если она сказала, что поможет – то обязательно все сбывается, что попросишь. Если не может помочь, сразу отказывает. У нее еще книга какая-то есть. Говорят, она много людей вылечила от разных болезней. Кто хотел разбогатеть – к тому деньги приходят, у кого гулял муж – сидит дома теперь, одним красоту дарит, другим ум. Кто чего пожелает.
Одна старушка стала записывать адрес, куда ехать и кого искать. Вторая стала отговаривать.
– Да ну! Какие пирожки! Вот я к Лие обращалась, когда мою Зинку с работы хотели уволить, она заговор дала и еще что-то. И уволили не Зинку, а ее начальницу.
– Лия твоя черными делами занимается! А здесь такого нету!
Старушки вышли спорить на улицу, дальше я ничего не услышала. Но тот разговор мне запомнился. Я еще хотела спросить у своей подруги Маи, что она об этом знает, да все никак не собралась.
Я ходила по своей квартире из комнаты в комнату. Впервые в жизни у меня было ощущение, что это не мой бастион, а моя тюрьма. Мне было неспокойно, я не могла найти себе место. Заправила постель, собрала посуду, провела ритуал уборки и чистки помещения – расставила все вещи по местам, проветрила. Заварила новый кофе, добавила туда коньяку. Пила его, обжигаясь, на своем читальном диванчике у окна. И все-равно не успокоилась. Меня мучает вопрос: в чем смысл моей жизни?