А я всегда его жду. Прошло полгода. Я уж считала дни до его приезда, и он огорчил меня новостью – ему надо остаться еще на три месяца. Это даст нам возможность жить вместе. Он планирует приехать и развестись с женой.
И я опять зачеркиваю дни в календаре. Чем ближе его возвращение, тем реже он звонит, суше разговаривает. Уже не рассказывает о том, как мы будем вместе жить. Я оправдываю его перед собой тем, что он очень много работает. И вдруг связь с ним вообще обрывается. Я нигде не могу его найти, на звонки он не отвечает. Я умираю каждый день, когда не получаю от него никаких известий. Он просто пропал. Думаю о самом плохом – что с ним что-то случилось.
Неизвестность меня убивает и я, плюнув на свою гордость и его просьбы никому не говорить о нас, ищу наших общих знакомых. Я должна знать, где он. Мы познакомились в клубе, и я через друзей своих друзей и их знакомых, наконец-то узнаю, что он жив-здоров, недели три уже как вернулся домой и счастливо живет с женой. На данный момент уехал с ней в отпуск. И она последние пару месяцев была там с ним, потому что в разлуке он немного загулял с местными девушками, и жена в строчном порядке вылетела спасать семью.
Какая же я дура! Так сладко врал, а я поверила, размечталась, свадьбу планировала. Кажется, эта история и стала спусковым механизмом моего дальнейшего поведения – я тщательно избегаю серьезных отношений, обещаний и обязательств. Это не мешает мне влюбляться и встречаться с мужчиной некоторое время, а когда весь первый пыл проходит – легко простить и полететь дальше.
Я не знала, плакать мне или смеяться, когда я слушала о Толике и его трудовых подвигах.
– Конечно же, они будут спасать семью, – объясняет мне знакомая, которая добыла всю информацию. – Папочка дорогой его жены никогда не позволит ему развестись и делить имущество. Он выгонит его в одних трусах, как и пришел к ним. Он ведь никогда такого зятя не хотел, это дочь его такого выбрала. Она его любит. А Толик любит деньги.
А говорил, что любит меня. Зачем врал только? Свой секс он мог бы получить и так, без всех этих сказок о вечной любви и жизни вместе. Я переплакала и отпустила. Хотела, очень хотела как-то отомстить, жене его рассказать хотя бы, а потом подумала, что жизнь и так ему уже отомстила – он живет без меня.
Ну, было и было. Чтобы наверстать упущенное за год, ринулась в череду гулянок, танцев и развлечений. Замутила с тремя парнями сразу, так сказать, чтобы торжественно отпраздновать завершение целибата. Чтобы не спалиться, всех записывала в телефон под кодовым названием “тетя”, а то ведь поудаляла из контактов всех своих бывших друзей, и никого не называла по имени. До сих пор так делаю – не обращаюсь к мужчине по имени, а то вдруг перепутаю. Потом только в телефоне разобраться не могу, кто это мне звонит. Вернулась к жизни, в общем. Только больше не верю в сказки про неземную любовь, не ищу себе мужа. И не заморачиваюсь такими глупостями, как верность.
У Толика на фото были крылья. Две огромные стодолларовые купюры, скрученные рулончиком, выглядывали из-за его спины.
Так, теперь мне становится намного понятнее. Крылья – это суть человека? Или его желания? Толик ведь оказался продажным, променял жизнь со мной на деньги. И теперь у меня этому есть четкое доказательство.
Интересно, а что означают мои три пары крыльев?
Смотрю на себя в трельяже, бабушкином старом зеркале, которое дает возможность увидеть себя со всех сторон. Крылья, определенно меня украшают. А кто еще может видеть эту мою красоту? И что мне со всем этим делать?
На улицу выходить не хочется. Там все, это, с крыльями. Иногда на них приятно смотреть и любоваться. А иногда они меня пугают.
До конца дня пыталась научится контролировать свое новое умение. Я точно начинаю видеть крылья из-под век, когда зрение такое расслабленное и расфокусированное. Как будто только проснулась и пытаешься рассмотреть мир. Чтобы видеть нормально, мне надо усиленно проморгаться или протереть глаза, или держать их сильно раскрытыми.
Свела глаза в кучу на переносице и попыталась посмотреть себе на нос. На носу крыльев не было, уже хорошо. Вот моя сестра Карина точно бы свой носик видела без зеркала. Она, когда резко повернет лицо, то сквозняк начинается. Я свой нос так рассмотреть не смогла, но и крылья свои не увидела. Но если я так буду постоянно ходить, то люди будут от меня шарахаться. Пробовала смотреть на дверь, на окно, и резко в другую сторону. Тоже ничего не увидела.
Скосила один глаз в окно, а второй на север. Ничего. Интересно, а глаз можно вывихнуть? А то тот, что смотрит на север назад не хочет самостоятельно возвращаться. Закатывайся, давай.
Значит, увидеть крылья я могу только так, из-под век. Надо медленно приоткрывать глаза и тогда я начинаю видеть крылатых людей. Переключившись на это волшебное зрение один раз, я так могу бесконечно долго созерцать крылатых людей, если только специально не протру или не вытаращу глаза. Если этого не делать, не смотреть из-под век, то, наверное, я могу жить среди людей и не шарахаться от их крыльев.
Утро рабочего дня показало, что жить нормальной жизнью среди людей, которые все вдруг стали крылатыми не совсем легко и просто, как я себе представляла. Я старательно смотрела на себя в зеркало, широко открыв глаза. Еле накрасилась так, чтобы не быть похожей на панду. Из-за вытаращенных глаз туш осталась на веках. Очень приятно было смотреть на свое обычное отражение, без крыльев. Можно притвориться, что ничего и не было. И у меня совершенно обычная, скучная жизнь. Потом вежливо здоровалась с соседями и внимательно на них смотрела. В упор. Все были нормальными.
А потом на остановке я отвлеклась на пронзительный сигнал автомобиля, и увидела, как подъезжает моя маршрутка, а из ее окон, дверей и даже люка торчат всевозможные крылья. Белые, красные, прозрачные, разноцветные, серые, заостренные, бабочковые, ободранные, помятые.
Конечно же, я пошла пешком. Я не могла представить даже, что могу влезть в эту странную толпу.
Погода не радовала. Кажется, начался сезон муссонов. Холодный мелкий дождик заставил утром перевернуть гору легких платьев и сарафанов в поиске чего-нибудь потеплее. Надела джинсы, простую белую майку и любимый серый кардиган. Закуталась поплотнее и поплелась в аптеку. В отражении витрины теперь крылья торчали из кардигана.
На работе меня первым делом отчитала начальница за опоздание.
– Ты три дня отдыхала, что, не могла прийти вовремя?
Я даже не оправдываюсь, а не отрываясь смотрю на ее деревянные поточенные термитами крылья. Точно такие же, как я видела у нее на фото. Только червоточин еще больше. С одной стороны сыплется труха. Если бы не эти поражения, то они были бы очень красивыми.
После того, как она меня отчитала, начинается привычная песня – нытье о жизни со свекровью. Пока начальница негодует, расписывает все ее прегрешения и жалуется на судьбу, на одном крыле начинает увеличиваться дырка. Мне хочется ее предупредить, что таким образом ее крылья скоро совсем рассыплются, но понимаю, как глупо это будет выглядеть со стороны. Пытаюсь как-то перевести разговор на другую тему, поднять шефу настроение и прекратить этот поток негатива.
Вот у Вали крылья в порядке – торчком, как и были на фото, в рюшах, но не голубые, а желтые. Интересно, что случилось, от чего крылья меняют цвет? У двух других моих коллег крылья тоже есть. У симпатичной Машки развиваются флагом, в виде ажурной сеточки, как чулки. А вот у Оксаны крылья маленькие и блестящие, как из фольги. У нашей технички тети Веры крылья из темно-зеленого бутылочного стекла. Я пытаюсь строить какие-то догадки, проводить параллели между тем, что я знаю о людях и какие крылья они носят.