Дочь на руках Киры начинает кривляться, и мы прекращаем обнимашки.
– Просто удивительно, – говорит Кира, – что после таких ужасных родов все очень быстро забывается, когда у тебя на руках ребенок.
Это окситоцин, падруга. Даже я это знаю. Гормон любви и привязанности.
– А как ты назвала дочь? – Я хочу избежать подробностей о родах и прочем, поэтому ляпаю первое, что пришло на ум. Да и интересно.
– Я хочу назвать ее в твою честь, Серафимой. Если ты не возражаешь.
– Ух ты… – неожиданно, однако. С одной стороны, безумно приятно и тешит мое самолюбие. А с другой – я привыкла быть оригинальной и исключительной. Лично я еще ни одной Серафимы в своем окружении не встречала, кроме бабушки, конечно. – Это большая честь для меня. Только Кира, пойми меня правильно…
– Хорошо, я поняла, – перебила меня Кира, а девочка на ее руках во всю уже хныкала. – Ты могла бы немножко поносить ее, я сама без посторонней помощи даже встать не могу, не то что ребенка носить.
– Конечно, – это я могу. Я уже тренировалась.
Я осторожно беру девочку на руки, укладываю себе на руку животиком вниз, так что ручки и ножки свисают и неторопливо расхаживаю по палате, поглаживая ее спинку. Сама от себя в шоке, как будто я по сто раз на дню такое делаю. Видели бы меня сейчас мои сестры – поусикались бы со смеху. А, может, били, что я ребенка бывшей жены бывшего любовника на ручках качаю, а своих племянников боюсь, как чумы.
– Как у тебя хорошо получается! – Комментирует Кира мои действия.
– Я уже так делала в ту ночь, когда ты родила. Тебе сказали, что они выложили ребенка мне на живот? – Все-таки было бы хорошо дать девочке имя, а то не удобно к ней обращаться. Или говорить о ней.
– Да, это ведь я попросила перед тем, как мне сделали наркоз. Я схватила анестезиолога за рукав и потребовала, чтобы он мне пообещал выложить ребенка на тебя. Это очень важно, а я бы не могла… Мне так стыдно перед этим ребенком за то, ей пришлось пережить, за кесарево, за то, что не смогла нормально родить.
– Кира, не расстраивайся. – Мне ли успокаивать женщину, которая только что пережила кесарево сечение? – Это ведь не то, что можно себе заказать и исполнить, или проконтролировать.
– Да, конечно. – Кира типа соглашается с моими словами. Как будто можно так раз – и отключить чувство вины.
Дальше я наблюдаю, как мучительно долго, с выражением боли на лице Кира поднимается с кровати, держась рукой за живот. Мамадарагая, ей же совсем недавно этот живот разрезали, достали ребенка, а потом обратно зашили! А если она сейчас переломится надвое? Я сейчас потеряю сознание, а мне нельзя, у меня ангелочек на руке уснул. Соберись, тряпка! Кира вот, сознание ее теряет! Я пытаюсь ей помочь одной рукой. Черт бы побрал того Вадима, сиськодоктора, на которого я повелась, а теперь вот расхлебываю! Другого мужика себе найти не могла, что ли? Теперь вот качаю его дочь на руках и помогаю его жене после родов. Ну кто такое видел? Расскажу кому – оборжется.
Пока Кира в ванной, идет туда и обратно, я глажу золотые крылышки девочки. Нежные, очень приятные на ощупь, как цветочные лепестки.
Кира прошлась от силы метров шесть, минут десять была на ногах, а выглядит и запыхалась так, будто покоряла Эверест. Я помогаю ей прилечь. Женщина, между прочим, одной ногой почти уже там побывала, в другом мире.
Вот никогда не решусь на такое. Так рисковать своим здоровьем ради рождения ребенка.
– Фима, я хочу тебя попросить… – ну что опять? трусы купить и прокладки? лифчик для кормящих? Вселенная определенно надо мной издевается, тыкая носом в тему деторождения, – …попросить дать имя моей дочке. Я хочу называть ее по имени. А ты спасла нас обеих. Не отказывай мне опять. Я даже выразить не могу, как я тебе благодарна.
Эй-эй, падруга, притормози! Чтобы я дала имя твоему ребенку? Я? А ты помнишь, что я была любовницей твоего мужа, хоть и бывшего, но все же? Помнишь, как мы познакомились, как я тебе врала на голубом глазу, что в жизни никогда с твоим мужем ничего не имела? Это я, та самая ужасная Фима. Ну где я, а где новорожденные?
– Я даже и не знаю, что и сказать.
– Скажи, как назвать девочку у тебя на руках. Очень тебя прошу!
– А если тебе не понравится?
– Понравится, – перечит Кира, но с ноткой сомнения в голосе. Видно, что отступать она не хочет, а вот что я нормальное что-то предложу, уже сомневается.
А если я психану и назову детку Даздрапермой или Тракториной? Или по-современному, Айфончикой? Или в честь праздника – Новогодиной?
Кстати, а когда девочка родилась – в старом году или уже в новом?
– А когда девочка родилась? 31 или уже 1? – С серьезным видом спрашиваю я, вроде как это имеет решающее значение.
Кира улыбнулась:
– За минуту до Нового года.
– Вот это круто! – Если я научу эту девочку правильно загадывать желания на свой день рожденья, то она получит в жизни все, что пожелает.
Че это я размышляю так, будто собралась наблюдать, как она растет и участвовать в ее жизни?
– Фима, дай имя ребенку. Пожалуйста! – Кира смотрит на меня с ожиданием.
Я коснулась золотого крылышка на спинке девочки, и она вяло от меня отмахнулась. Мол, дай поспать. Щаз как нареку тебя Капитолиной!
– Ангелина. Мне кажется, ей подойдет имя Ангелина.
– Ангелина. – Кира пробует имя. – Ангелина. Мне нравится, – она облегченно улыбается. А как же, не Тракторина ведь! – Будет Ангелина!
После объявления имени я собираюсь домой. И так засиделась уже. Спящую Ангелину перекладываю в люльку возле кровати Киры. Ей тоже не мешает поспать.
– Спасибо тебе за все, – опять благодарит меня Кира. – Особенно за Ангелину.
Я просто киваю в ответ. Не могу же я ей сказать – та ничего особенного.
– Ты мне звони, если тебе что-то надо.
Или не звони, а то скоро начнем уже друг к другу в гости ходить, рецептами обмениваться. Что люди скажут?
Когда выхожу из роддома, не без волнения смотрю на свое отражение в дверях. А вдруг и зеленые крылья отвалились? Ох, есть мои родимые, есть. Вяло болтаются, но я их вижу. А то мне страшно подумать, что будет если и они пропадут? Больше я в роддом не приду, хватит с меня острых ощущений и экстрима.
Я ни к одной сестре в роддом не приходила. Даже к Кате не приходила, а с Кирой вот хожу в роддом, как на работу.
Пришла. И в субботу пришла, и в воскресенье. У меня выходные, а Кира позвонила, попросила привезти из ее дома некоторые вещи для Ангелины, и кое-что из продуктов для нее.
– И кофе! – Шепотом добавляет Кира. – Ужасно хочу кофе, хоть глоточек, даже голова болит. Привези, пожалуйста.
И что ты думаешь? Я бросаю все свои важные дела – теплый дом, кровать, еду, книжку и ноутбук с киношкой, страдания по Денису – и исполняю ее просьбу, мотаюсь туда-сюда по заснеженному городу с пакетами? Привожу контрабандный кофе в термосе? Да, именно так я и делаю. Это уже не из чувства вины, а чисто по-человечески, ей реально некому помочь, если она смогла наплевать на свою гордость и просит об этом меня.
Ангелина ведет себя как обычный новорожденный ребенок – ест, спит, плачет, пачкает подгузники. Мне пришлось несколько раз ее переодеть и даже помыть. Не скажу, что получила от этих процессов неземное удовольствие, но справилась, и даже сознание не потеряла. Кира еще слишком слаба, чтобы без посторонней помощи вставать и передвигаться, но с каждым днем ей становится лучше. Обещают выписать дней через три – четыре. А что она будет делать одна дома с ребенком, как она будет за ним ухаживать, никого из медперсонала не интересует, только меня.
– Кто будет помогать тебе дома с детьми? – Бывшая свекровь скоро привезет старшего сына. – А мама Вадима может тебе помогать?
– Ой, ну что ты! – Кира отмахнулась от моих слов. – Меня она никогда не любила, а после развода так вообще, я виновата во всех ее бедах – и что ее сын уехал, и что денег ей не дает, потому что содержит меня с Левой, и новую жену, а на нее не остается ни времени, ни денег.
Лева – кто это? А, ее старший ребенок. Тот, что сейчас с бабушкой отдыхает.
– Но ведь к внуку она приходит? Заботится?