Федор облегченно выругался — это был всего лишь мираж.
— Да, Москва, — нервно захихикал Упырь, — похоже, Байкал на что-то намекает… Смотри-ка! — встал в рост и указал рукой на север. В дымке чуть виден был скалистый берег. — Заводи мотор!
Пойдем, сколько хватит бензина.
Бензина хватило, чтобы подойти к берегу километра на три. Дальше пришлось грести на веслах.
Через пару часов вдали показался крупнотоннажный буксир, отражение мачты которого в преломленных испарениями лучах солнца они приняли за крест. Что за бесшумный плавающий объект встретился ночью — они так и не выяснили. Впрочем, в этом не было особой необходимости.
Федор, вспомнив прошлое, молчал, глядя на удалявшийся берег. Бывший соратник истолковал его молчание и задумчивость по-своему: вынул из кармана радиотелефон, через секунду на корме появился вышколенный охранник.
— Поверял? — Упырь тряхнул ладонью с тремя прижатыми, с оттопыренными указательным и большим пальцем, имитируя пистолет. Это был знак, принятый в кругу Верных и обозначавший разрешение на выстрел.
Охранник кивнул и похлопал себя ладонями по бедрам:
— Так!
— Надо тщательно! — раздраженно приказал Упарников, перекрывая голосом шум гребного вала.
Охранник вынул из кармана прибор с металлическим кольцом, послушно поводил им по груди Федора, по пояснице и ногам.
— Чисто! — доложил и снова вышколенно улыбнулся.
— На всякий случай! — зловеще усмехнувшись, хохотнул Упырь. — Вы с Блудой мужики дурные, вам бы в тюрьме или в психушке сидеть. Да только мне на ваши приколы положить. А теперь слушай сюда! Просрали вы свои жизни, казаки-разбойники! А чего добились? Тунгуса медведь завалил, Аспирин — шизанулся, Графин — спился, Кельсий… Говорят, пропал бесследно. Накрылся… Только под его фамилией в Москве кто-то стишки печатает, — Упарников ехидно ухмыльнулся, подмигнул: — Сел тайком, хи-хи-хи, в поезд «Владивосток — Москва», и поминай как звали! Только вы с Блудой, партизаны долбаные, все еще воюете. Ради чего? Что, народ за двадцать лет переменился? Да еще грязней стал, еще гаже! Ни стрельбой, ни мордобоем его не перевоспитать…
Экономически надо мыслить! Хе-хе-хе! — опять заржал Упырь. — Я, вот, в Штатах побывал, в Австрии, в Канаде, в Германии — где только не был за эти годы! Со знанием говорю — живет на побережье одно дерьмо, которому место на помойке. И вы своими методами… Как и я когда-то… только способствуете тому, чтобы это дерьмо опускалось еще ниже и глубже…
— Что ты такой злой? — спокойно спросил Федор, подавив нервный зевок. — Вроде давно не виделись, не ругались.
— Стреляли осенью! — взорвался Упарь. — Думаешь, не понял, кто меня с иностранцами пугал?
Да я вас до самых печенок знаю!
— Не припомню, — глядя на бывшего товарища немигающими глазами, жестко процедил Федор. — Но даже если так, причем тут народ?
— А ты слушай, может и поймешь… Что на западе, что на востоке, везде, где в территорию вложены большие деньги, никому в голову не придет плевать или бросать окурки и мусор не то что в Байкал — на землю. Деньги делают и закон и культуру. Законы денег так суровы и неукоснительны, что даже те, кто владеет огромными деньгами, стопроцентно предсказуемы и вынуждены жить по законам своих капиталов. И Ксюха, и я, и они, — Упарников кивнул в сторону охранников, — все нормальные люди: нам платят — мы исполняем… Вам ни хрена не платят, а вы из себя хозяев корчите!
— Ты зачем приперся, учить меня жизни? — хмуро перебил бывшего соратника Федор. — То, что мы с Блудой тебе не нравимся, сказал. Еще что?
— Давай выпьем и закусим! — будто закончив важный этап работы, с вожделением придвинулся к столу Упырь и распечатал заграничную бутылку.
— Я водки не пью! — презрительно скривился Федор.
— Выпей вина! А если перешел на кефир, пососи боржоми, закуси икоркой с копченостями. Хихи-хи! На халяву-то все сладенькое, — он бросил в рот пластик балыка.
— Не пес. Не жру с чужих рук, — неприязненно скривился Федор.
— Ты хуже! — вскрикнул Упырь. — Помнишь, волков травили, а все собаки в округе передохли…
Позвать бы мальчиков, кинуть тебя за борт — и концы в воду! До чего ж поганый у нас народец — друг друга жрут, как бормыши, и больше ни на что не способны!.. Кинул бы, жену твою жаль. Ее всегда вспоминаю с чувством благодарности. Слышал — больна?
— А ты не жалей, исцелилась, — прищурился Федор. — В хорошем месте, при уважаемой должности.
— Сбежала? — блеснул глазами бывший товарищ.
— Это ты сбежал! Она ушла!
Упарников раздраженно отодвинул тарелку, вытер руки о салфетку и демонстративно швырнул ее за борт.