— Да, такой опытный летчик и вдруг подставил своего «ишачка» под очередь «мессершмитта». Жаль.
Высланная группа специалистов во главе с техником звена А, В. Грилем вскоре доставила самолет на аэродром, но о Дмитрии Цыганове привезла печальную весть: 20-миллиметровый снаряд «эрликона» попал ему в правое плечо. По-видимому, машину пилот сажал левой рукой, но как только сел, сразу же потерял сознание.
— Ну а что сейчас с ним, где он?
— Его отправили в полевой госпиталь, а потом в Симферополь или в Керчь…
Пройдет время, И когда за каждодневными событиями, вроде тяжелых боев под Перекопом и Севастополем, сгладятся в памяти образы боевых товарищей, вдруг произойдет неожиданное.
В июле 1942 года, когда уже был оставлен нашими войсками Севастополь и я вступил в Анапе в командование 7-м истребительным авиационным полком, ко мне подошел младший командир и, козырнув левой рукой, доложил:
— Младший лейтенант Цыганов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
Встреча была очень трогательная. Мне вначале показалось, что у Дмитрия Григорьевича нет правого плеча, и невольно мелькнула мысль: как же он, теряя сознание, сумел тогда посадить самолет, спасти его и себя? Трудно это представить. А когда ему задал вопрос, что собирается теперь делать, он отчеканил:
— Летать, товарищ капитан!
Цыганов уже имел на это разрешение медицинской комиссии. Но как он будет управлять самолетом, когда правая рука, которая должна прочно удерживать и с ювелирной точностью перемещать в нужном направлении ручку управления, выше пояса не поднимается?
На моих глазах Дмитрий продемонстрировал силу руки. Он уперся ею в стену дома и сделал несколько круговых движений полуопущенной рукой, как бы доказывая, что этого вполне достаточно для управления элеронами и рулями высоты. Ноги здоровы, левая рука вполне обеспечивала манипуляции секторами газа, выпуска и уборки шасси…
Вышестоящее начальство дало «добро», и Цыганова после проверки в воздухе направили в бывший 8-й, а тогда уже 6-й гвардейский истребительный авиационный полк, в который еще входила наша 3-я эскадрилья, внесшая немалый вклад в завоевание полком звания «гвардейский».
Цыганов вскоре станет лейтенантом, а за свои героические подвиги под Перекопом по моему представлению будет награжден орденом Красного Знамени. Теперь, уже на «яках», он будет много летать и одержит еще не одну победу в воздушных боях в районе Новороссийска.
Наступит 1943 год. Воздушные бои над Малой землей станут все ожесточеннее. В одном из них, сражаясь с пятью Ме-109, летчик собьет один самолет и подобьет другой, но все же пулеметно-пушечные очереди с трех других настигнут и его. Дмитрий Григорьевич погиб смертью героя, и о мужестве Цыганова авиаторы-черноморцы вспоминают до сих пор.
Обстановка на севере Крыма продолжала обостряться, противник мог вот-вот, прорвавшись, ринуться в сторону Симферополя, Евпатории и Керчи. Не исключалась и высадка воздушного десанта в нашем тылу. На этот случай предусматривалось перебазирование самолетов Фрайдорфской авиагруппы на аэродром Тереклы-Конрад, что в 10 — 15 километрах западнее Евпатории.
В задачу авиации входила всемерная поддержка наших войск. Даже самолеты И-16, которые предназначались для ударов по объектам в тылу противника, и те применялись в прифронтовой полосе.
Еще несколько слов об этим самолетах. В 30-х годах военный инженер В. С. Вахмистров создал на базе тяжелого бомбардировщика ТБ-3 так называемое «Звено», или авиаматку. Под плоскости одного из последних вариантов такого бомбардировщика подвешивали на специальных замках два истребителя И-16, каждый из которых брал две 250-килограммовые фугасные бомбы. С такой нагрузкой истребитель самостоятельно не взлетел бы. Самолет-носитель же доставлял истребители на расстояния, значительно превышающие их тактический радиус действия, и при подлете к объектам с сильной противовоздушной обороной самолеты отцеплялись, преодолевали зенитный заслон и, достигнув цели, точно поражали ее с пикирования. Возвращались они на ближайший наш аэродром самостоятельно, используя уже свое горючее.
У нас эту конструкцию в шутку называли «цирком» или «подвесками». А поскольку для подвески оборудовались только самолеты И-16 2-й эскадрильи 32-го авиаполка, которой командовал капитан Арсений Васильевич Шубиков, то укоренилось название "подвески Шубикова".
Большое внимание командование уделяло воздушной разведке. Надо было постоянно знать положение войск сторон, следить за выдвижением вражеских резервов из глубины. Последняя задача лежала на нашей эскадрилье. Кстати, к этому времени она уже имела в своем составе больше «ишачков», чем «бисов».
Для полетов на воздушную разведку я счел необходимым набрать добровольцев. Вслед за старшим лейтенантом В. Ф. Пьяновым дали согласие стать разведчиками сержанты И. С. Кузьменко, С. П. Сабуров и В. А. Хвацев.
По два-три раза в день разведчики просматривали весь Перекопский перешеек, обращая особое внимание на дороги, идущие от Чаплинки и Каланчака на Перекоп. Именно по этим дорогам, как неоднократно уже отмечалось, противник перебрасывал на юг свои танковые и мотопехотные части.
Очень скоро мы убедились, что сержант Кузьменко, даже будучи ведомым, в задачу которого входило прикрытие ведущего, отмечавшего все обнаруженные с воздуха цели, видел не меньше, чем тот. Вспоминается такой случай.
— Товарищ командир! — докладывал после полета Василий Пьянов. — Два круга сделали, но ни одной батареи я не обнаружил, отмечается лишь движение повозок и одиночных автомашин от Армянска на юг.
— Так батареи же стоят в одном километре северо-западнее Карт-Казак номер три, — вмешался Иван Кузьменко.
Повторный вылет подтвердил наблюдательность молодого пилота. Существенные дополнения к докладам ведущего слышали мы от него и позже. Вскоре он и стал летать на разведку ведущим. В приказах командира авиагруппы сержант И. С. Кузьменко за смелость и добросовестность неоднократно ставился в пример, ему были объявлены благодарности. Мне же предложили использовать Кузьменко исключительно для ведения воздушной разведки…
— Завтра с рассветом тремя И-15 вместе с четверкой "подвесок Шубикова" нанести удар по обнаруженным артбатареям в районе Карт-Казак, — прозвучал по телефону приказ капитана В. И. Мелихова. — Прикрывают ваши шесть И-16, отцепка «подвесок» над Смидовичами, время вылета дополнительным распоряжением.
Не выдержал, решил лететь сам — ведь шла на задание вся эскадрилья. Это был первый мой вылет после ранения.
Пикируя под большим углом, «подвески» поразили фугасками две из трех батарей. На третью точно сбросили двенадцать ФАБ-50 «бисы». Все три батареи были подавлены. Но в результате прямого попадания зенитного снаряда оказался сбитым и наш И-15, погиб сержант Николай Иванович Козельский.
Теперь уже так повелось, что без воздушной схватки не обходился практически ни один боевой вылет. Вот и тогда на наши шесть И-16 навалились около десятка «мессеров». И было бы нам худо, если бы не помогла восьмерка «ишачков» из 101-й авиаэскадрильи старшего лейтенанта Д. Е. Нихамина, возвращавшаяся с выполнения другого задания. Какое же великое дело взаимная выручка в бою! Спасибо и за своевременный подъем в воздух дежурившего на аэродроме резерва.
Очень напряженные воздушные бои вели «миги» и «лагги» 62-го авиаполка. На помощь им часто вылетали на «яках» пилоты 51-й авиаэскадрильи капитана И. С. Любимова, взаимодействовать который было легче, поскольку летно-тактические характеристики всех этих типов самолетов примерно одинаковые и, кроме того, все они радиофицированы.
В одном из таких совместных боев был сбит Иван Степанович Любимов, но, к счастью, остался жив. Предстояла сложная операция. Ему ампутировали ступню ноги. Казалось — отлетался! Но нет, он мобилизовал себя, набрался сил и через некоторое время вернулся в строй. Не случайно, после того как вышла книга В. Полевого "Повесть о настоящем человеке", товарищи стали называть Любимова "черноморским Маресьевым".