Самолеты в воздухе. Короткая июньская ночь на исходе — на востоке брезжит рассвет. Звенья построились в боевой порядок "клин самолетов", короткими очередями в сторону моря опробовали оружие — все пулеметы работали безотказно.
Разворот в наборе высоты, курс — в свои зоны. Только после этого взглянул в сторону Севастополя и увидел секущие небо лучи прожекторов, разрывы зенитных снарядов.
Глава вторая. Крещение огнем
В первом вылете встреч с самолетами-нарушителями ни у кого из нас не было. Не пришлось вступить в бой и при повторном патрулировании. Позже мы узнаем, что вражеские бомбардировщики благодаря своевременному обнаружению их постами воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС) и активным действиям зенитчиков и экипажей 32-го истребительного авиаполка к основным военным объектам в Севастополе допущены не были.
После того как радио в полдень донесло до нас Заявление Советского правительства о вероломном нападении на нашу Родину гитлеровской Германии, в полку прошел митинг. С яркой речью на нем выступил комиссар полка батальонный комиссар Иван Григорьевич Шевченко. Он заклеймил позором немецко-фашистских агрессоров и призвал дать захватчикам сокрушительный отпор. Выступившие коммунисты и комсомольцы заверили командование, что они с честью выполнят воинский долг, а если потребуется, то и отдадут жизнь во имя нашей любимой Отчизны.
Вскоре наш полк перебазировался на оперативный аэродром Кача, с которого продолжал боевые вылеты. Однако в июле мне не пришлось принять в них участие. Из полка выделили в отдельную 3-ю эскадрилью с присвоением ей другого номера, а мне было приказано сформировать и возглавить эскадрилью в новом составе. Началась кропотливая организационная работа, усугубленная трудностями военного времени.
На аэродром Кача-3, назначенный для базирования эскадрильи, начали в одиночку и группами прибывать летчики, техники, младшие специалисты. Одновременно поступали и первые самолеты: У-2, И-16, И-15бис. Надо было в сжатые сроки проверить технику пилотирования летного состава и начать систематические тренировки по боевому применению. Работы — невпроворот, а тут вызывает командир 62-й авиабригады полковник Г. Г. Дзюба и говорит:
— Вы включены в состав группы капитана Петрова, инспектора по технике пилотирования бригады, для перегонки из Саратова в Крым самолетов Як-1. Утром вылетайте в Евпаторию, где есть один такой самолет, изучите его, вылетите самостоятельно, а на следующий день с рассветом на Ли-2 — и в Саратов.
В мирных условиях за постановку задачи: "изучить новый тип самолета и вылететь на нем самостоятельно за один день" сам Георгий Георгиевич наверняка посадил бы на гауптвахту любого командира. Но у войны свои законы, требующие ценить время, глубоко знать подчиненных, быстро и безошибочно решать, что и кому можно доверить. Полковник Дзюба не только хорошо знал меня как летчика еще по Дальнему Востоку, но и учитывал мою подготовку на современном истребителе МиГ-3. Поэтому и решил, что я справлюсь с освоением «яка» в сроки, приемлемые только для летчиков-испытателей.
Закончив деловую часть разговора, командир бригады поинтересовался, здесь ли еще моя семья, и, услышав, что недавно отправлена мною в Москву, заметил:
— А почему в Москву? Фашистская авиация, хоть и малоэффективно, но систематически ее бомбит. Да и все дороги в столицу сейчас забиты воинскими эшелонами, пассажирский поезд может надолго застрять.
Я тоже об этом думал. Но весной у нас гостила моя мать и увезла с собой в Москву нашего трехлетнего сына. В Москве жили и все мои родные, и родственники жены. Словом, дело сделано, теперь только оставалось надеяться, что переезд в столицу закончится благополучно.
Да, с отправкой семей мы явно задержались. Но никто ведь и не ожидал, что фашисты так скоро будут угрожать Крыму. А когда из Евпатории полки перебазировались на оперативные аэродромы и полностью включились в боевую работу, то жены комсостава быстро нашли для себя занятия: одни поступили на курсы медсестер, другие подключились к работам на аэродроме — набивали в пулеметные ленты патроны, учились тушить пожары, распознавать и вылавливать вражеских лазутчиков.
Только 7 августа мне удалось, выкроив немного времени, прилететь на евпаторийский аэродром, выяснить, что во второй половине дня вне всякого расписания (которое, впрочем, давно уже существовало только на бумаге) пойдет поезд на Москву, после чего встретиться с членами семей летчиков, инженеров и техников, среди которых были уже и безутешные вдовы. Более десяти семей изъявили желание эвакуироваться из Крыма, и я не без труда, но все же добыл для них проездные билеты, помог занять места в одном из вагонов, тепло со всеми простился. А затем на своем кургузом, но скоростном и пилотажном УТ-1 догнал этот поезд в районе города Саки. Не удержался, сделал несколько прощальных кругов над ним и покачал машину с крыла на крыло. В ответ в окнах вагонов замелькали разноцветные косынки и платки.
Но не суждено было поезду добраться до Москвы. В Харькове его направили на восток, и начались длительные, тяжелые мытарства пассажиров этого заплутавшего в просторах огромной страны эшелона, в их числе и моей жены…
А я, получив приказ полковника Дзюбы на перегонку самолетов, посовещался поздно вечером с комиссаром эскадрильи старшим политруком Г. И. Пятницким по вопросам, которые ему предстояло решать в мое отсутствие, дал необходимые указания своим заместителям В. Н. Ручкину и С. Е. Войтенко, инженеру В. Г. Попковскому, немного отдохнул и с рассветом вылетел в Евпаторию. Как и предполагалось, за день изучил инструкцию по эксплуатации самолета Як-1, выполнил на нем пару «пробежек» и вылетел самостоятельно. Истребитель понравился — поскорее бы всем нам на такой пересесть. Ну а пока — на Ли-2 и в Саратов…
Более двух недель занимался перегонкой «яков». К сожалению, заболел капитан Н. П. Петров, и мне пришлось возглавить группу, насчитывавшую в своем составе немало первоклассных пилотов. Совершив еще два перелета по маршруту Саратов — Сталинград — Ростов-на-Дону — Евпатория, мы перегнали 40 самолетов без единой поломки.
Авиазавод «Саркомбайн» работал круглосуточно на полную мощность. Что он выпускал раньше, объясняет название. Переход же на производство столь сложной техники, как авиационная, был тем более удивительным, что у станков стояло много женщин, подростков и стариков.
Все, с кем приходилось встречаться на заводе, были предельно сосредоточенны, малоразговорчивы, свой обязанности выполняли старательно. Результат напряженного труда был виден, как говорят, невооруженным глазом: почти половина летного поля заводского аэродрома была забита новенькими «яками». Летчики-перегонщики, прибывавшие на завод с разных фронтов и флотов, не справлялись с переброской машин.
На заводе я неожиданно встретил двух сослуживцев еще по 14-му истребительному авиаполку на Дальнем Востоке: инженера полка военного инженера 2 ранга Т. В. Ляшенко и бывшего своего командира звена капитана Г. С. Климушкина. Первый возглавлял военную приемку, а второй стал летчиком-испытателем. В сорок втором, когда гитлеровцы приблизятся к Сталинграду и организуют налеты авиации на «Саркомбайн», Георгий Климушкин отличится в воздушных боях, будет удостоен высоких государственных наград.
Вначале пилоты нашей группы облетывали над аэродромом каждый из получаемых «яков», но затем отказались от этого, поскольку быстро убедились в высоком качестве самолетов. Достаточно сказать, что ни на одном из «яков», перегнанных на расстояние около 1300 километров, не произошло ни малейшего отказа. Огорчала, правда, духота в кабине — от мотора в нее проникал жар, а вентиляция оставляла желать лучшего. Куда уж дальше, если при дозаправке в Сталинграде младший лейтенант Максимов показал вздувшийся на руке волдырь, полученный в результате перегрева корпуса наручных часов.