— Как я убедился, эти дома могут лишь формально ему принадлежать, а на самом деле его просто попросили купить. Но с какой радости ему так доверяют сильные мира сего? — Олег потер шею и зашипел от боли, соприкоснувшись с обожженной солнцем кожей. — Да и зачем ему такой груз? Самому ничего не иметь, а отвечать перед законом, в случае если кто настучит, за чужие богатства. В чем выгода?
— Сразу тебя разочарую. На дурака или наивного лопушка он не похож. Нервный слегка, но не болван. Значит, интерес имеет, да еще какой! Но в чем он — тебе докапываться. Не завидую. — Алексей все же достал сигареты и закурил.
— Часть схем, по которым он выводил деньги сюда, в целом понятна — фирмы-«прокладки», фирмы-однодневки. Там надо будет еще копать детали, работы непочатый край. Но липовые фирмы, заключавшие договора с такими же липовыми кипрскими, накачивали реальными деньгами. И вот тут главный вопрос — источник дохода. Бандитизм, торговля оружием? Что конкретно? Не бутылки же он всю жизнь в стеклотару сдавал, не пил, не ел. Или деньги принадлежат этой группе чиновников, которых он вносил педантично в список?
— Это наиболее вероятно. — Руденко аккуратно затушил сигарету о край урны и машинально сунул окурок в спичечный коробок. — Тогда ты будешь иметь дело с держателем общака, если называть вещи своими именами. Еще больше проблем, так как вся эта группа из списка, их знакомые, знакомые их знакомых начнут втыкать палки в колеса твоего расследования… Он встал, потянулся. — Чуть свет сегодня поднялся. А в Никосии, как в парилке. Тут хоть море, полегче, а там, как в котле варишься, варишься… Мозаики смотреть будешь?
— Да ну их! Мне сейчас те документы бы глянуть, — потер руки Ермилов.
— Успеешь. В Москве насмотришься. Пойдем, поглядишь мозаику. Когда еще сюда приедешь.
Прогулявшись по парку, они сели в ресторанчике на набережной Пафоса, рядом с фортом, отчасти похожим на ларнакский. Ветерок играл краями скатертей, закрепленных металлическими зажимами, пахло морем и жареной камбалой, которая долго не залежалась на тарелках перед проголодавшимися мужчинами.
— Зиванию будешь? Это местная водка. Виноградный самогон. Ничего так. Сорок пять градусов. Я-то за рулем, а ты попробуй.
Ермилов кивнул. Увидев одинокую рюмку, сразу подумал о подводной лодке.
— Как думаешь, подводников вытащат? Ну, с «Курска»…
Руденко покачал головой. И отчего-то его компетентному мнению Олег поверил, несмотря на то что так хотелось надеяться на хороший исход. Он выпил с мрачным лицом, как за помин… Посидел, уставившись на слепящую поверхность моря и подумал без сожаления, что через два дня уже вылетит в Москву.
— Слушай, — вдруг оживился Алексей, — а хочешь посмотреть на своего подопечного?
— На Дедова?!
— Он каждую неделю в один и тот же день ездит в Пафос, обедает тут в ресторанчике. Это чуть дальше по набережной. Я было что-то нехорошее заподозрил, но он и не скрывает своих поездок. Говорит всем знакомым, коллегам, что здесь самые вкусные рыба и креветки, а он большой любитель. Всех активно приглашает. Короче, отследили мы его пару раз. Действительно, приезжает и лопает креветки. Сегодня как раз его рыбный день. Видеться тебе с ним не надо, а вот есть одно место, откуда поглядишь на него. Хочешь?
— Любопытно.
Расплатившись, они вышли на залитую солнцем набережную с пальмами. Прошли немного.
— Не верти головой. Но погляди слева. Вон идет мужчина в светло-желтой рубашке, у него солнцезащитные очки висят на кармане. Это он.
Руденко повернулся спиной к дороге и к торгпреду, чтобы тот его не заметил и не узнал.
— Чего там? — спросил Алексей.
— Уже в ресторане.
Прошло несколько минут, и Руденко вместе с Ермиловым потихоньку двинулись по набережной по направлению к машине. Вдруг что-то звонко грохнулось об асфальт за их спинами на другой стороне улицы. Обернувшись, Олег увидел разбитый цветочный горшок с геранью, выпавший из окна второго этажа над тем рестораном, где лакомился креветками Дедов. Из окна высунулся смеющийся мужчина, он разводил руками и по-английски извинялся перед прохожими, говорил, что случайно столкнул цветок. У мужчины был выдающихся размеров нос, буквально нависавший над верхней губой, как слива.