— Я — дипломат, — выдал он ожидаемую фразу. — В чем, собственно, дело?
— А я — следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России полковник Ермилов. Вот санкция на ваше задержание.
Юрий пробежал глазами бумагу и чуть побледнел.
— Ничего не понимаю. Это какая-то ошибка.
— В чем дело? — вступила со своей партией встревоженная жена. — Юра, что происходит?
— Не волнуйся! Позвони Лукичу. Позвони Васильеву. Пусть приезжает в Генпрокуратуру. Вы ведь повезете меня в прокуратуру?
— Именно, — Олег Константинович планировал провести первый пристрелочный активный допрос и еще утром радовался, что самолет прилетает днем и допросу ничего не помешает. Но сейчас, видя реакцию Дедова, он засомневался: не лучше ли будет помурыжить Юрия денька два в «Матросской тишине» и потом уже допросить?..
— По статье двадцать седьмой Венской конвенции вы не имеете права вскрывать или досматривать дипломатический багаж, — Дедов не торопился отдавать оперативнику свою брезентовую объемную сумку.
— Полагаю, вы в кратчайшие сроки будете лишены дипломатической неприкосновенности. Поэтому багаж ваш в присутствии понятых мы изымаем до получения нами разрешения на вскрытие. Там содержатся служебные документы, имеющие отношение к Внешторгу или работе посольства?
— Нет. Кроме одной коробки, — нехотя признал Дедов. — Есть еще чемоданы, которые мы пока не получили. Там наши вещи. Дипломатическая неприкосновенность распространяется также и на них.
— Да, но тот багаж без спецнаклеек, и таможенники имеют право досмотреть его в вашем присутствии, и мы отдадим его вашей жене, если там нет ничего незаконного.
Карие глаза Дедов прищурил, словно дневной свет причинял ему боль.
— Позвольте узнать, какие обвинения мне предъявлены?
— Обвинения вам предъявят позже. Вы задерживаетесь по подозрению в злоупотреблении должностными полномочиями.
Ермилов с Карпенко решили, что о мошенничестве лучше пока не говорить, так как это еще бабушка надвое сказала. Докажут или нет… А вот собственность в Москве, Московской области и за границей — это неопровержимый факт и повод для ареста: имея собственность на Кипре, подследственный не может быть выпущен под подписку о невыезде — велика вероятность побега за границу.
Пока жена не отошла от первого шока, Олег Константинович велел оперативникам быстрее уводить Дедова, как только произвели досмотр двух полученных чемоданов. Разумеется, в них не было ничего запрещенного.
Ермилов шел следом за оперативниками, уводившими Дедова, прикидывая, какому такому Лукичу должна позвонить жена Юрия. Васильев, очевидно, адвокат. А вот Лукич… Отчество редкое. А может, прозвище?
Снаружи ветер рассеивал мелкую морось по черному асфальту, блестящим от дождя крышам вереницы такси. Ермилов с удовольствием нырнул в служебную машину. Он видел, как потрясенные жена и дочь Дедова вышли из дверей и растерянно смотрят вслед машине, увозящей их мужа и отца.
Олег потер шею. «Как же она растерялась, — думал он, когда Михаил, вполголоса поругивая погоду и пронырливых таксистов, начал выруливать из машинной толчеи. — Не знала о махинациях мужа. Закрывала на многое глаза. Кто откажется от достатка? Считала, что это его проблемы, откуда он добывает деньги. Или муж врал ей? Они оба немолоды. Похоже, привязаны друг к другу. Надо будет устроить им свидание и понаблюдать».
Задержание повергло женщину в ступор, из которого она не вышла до сих пор. Стояла под дождем, в легкой курточке, не чувствуя холода, и ее выстроенный за годы комфортный мирок рушился, таяли под дождем песчаные замки.
Водитель Ермилова вдруг включил сирену, чтобы пробиться сквозь затор из такси. Услышав этот звук, женщина, за которой наблюдал через окно Олег, вздрогнула судорожно и спрятала лицо в ладонях.
— Ну, чего ты шум поднял? — урезонил шофера следователь.
— Так я думал, мы спешим, — виновато оправдывался Михаил. — Для чего мигалку иметь, если не использовать?
Ермилов промолчал. Он не мог сосредоточиться на предстоящем допросе из-за мыслей об утреннем разговоре с Людмилой. Она его огорошила новостью, что завтра выходит на работу, в ту самую адвокатскую контору, о которой говорил Игорь. Что называется — поставила перед фактом. Олег теперь злорадно рассчитывал, что успеваемость мальчишек, и без того оставляющая желать лучшего, скатится совершенно, и тогда он сможет сказать: «Я же говорил! Будущее детей тебя не волнует. За ними нужен глаз да глаз».