- Спасибо,- ласково сказала Света, хотя Сережу она за такую же помощь не благодарила, так как тогда ей пришлось бы без конца говорить ему это "волшебное слово".
Наконец Сережа вывел их на поляну, светлую и красивую, сплошь покрытую низким кустарником, осыпанным сине-черными ягодами черники, спелой и крупной.
Садись, Света, вот на этот пень и отдыхай,- строго приказал Сережа, а сам присел несколько в стороне и стал быстро-быстро собирать чернику с низкорослых кустарников. Руки у него двигались с такой скоростью, что казалось, он всю жизнь только этим и занимался, пальцы так и мелькали, ловкость в них была необыкновенная. В одну минуту он собрал целую пригоршню и принес Свете.
Ой, Сережа, спасибо,- Света приняла чернику в ладонь и стала отправлять в рот ягодку за ягодкой.
Гена тоже стал собирать чернику одновременно с Сережей, но у него не получалось так быстро. Тем не менее, спустя две-три минуты он тоже принес Свете пригоршню черники и пересыпал в ее уже пустую ладонь,- Света успела справиться с Сережиной черникой.
- Спасибо, Гена, вы прямо меня забаловали.
- Ешь, Светик, здесь ее видимо-невидимо,- Гена опять пошел в заросли черники.
А Сережа нес уже новую порцию матово поблескивающих на солнце ягод.
- Ребята, да я же есть не успеваю, ешьте сами,- а самой так приятно, что сидит она на пенечке, как красная девица, и два молодца, пригожие собой, собирают для нее ягоды, как в сказке, но ведь сказка - она и есть сказка, а здесь на самом деле вот такая сказочная картина.
"Господи,- подумала Света,- вот это и есть те звездные минуты, которые делают нашу жизнь яркой и никогда не забываются. Они всю жизнь греют нашу душу, и уже то, что они были в твоей жизни, делает тебя богатой и счастливой навсегда, несмотря на все негативные моменты, которые, быть может, наслоятся потом. Поэтому они и называются звездными - короткие и прекрасные мгновения".
И уже не считала Света, сколько раз ребята опять приносили ей ягоды, и теперь уже ели сами, вместе с ней, смеясь над ее и своими черными губами и черными руками, и опять удалялись, чтобы вернуться с полными пригоршнями вяжущих рот фиолетовых бусинок, и Света была так им благодарна не за эти ягоды, которые она могла насобирать сама, а за эти звездные мгновенья, когда она чувствовала себя счастливой Золушкой, еще не потерявшей свою хрустальную туфельку.
Наелась, Свет? - негромко спросил Гена.
Не то слово - объелась, весь рот свело. Сколько витаминов в организм ввели. Спасибо, ребята.
Гена вытащил из кармана чистый, аккуратно сложенный носовой платок, протянул Свете:
На, оттирайся от синевы.
Ой, да что от него останется,- с сожалением сказала Света.- Он же даже не отстирается.
Ну и что? Для таких случаев носовой платок и существует, подумаешь, драгоценность какая.
Света взяла, стала оттирать губы, руки. Потом ребята тоже стали оттираться, да не так-то с ходу можно оттереться.
- Ладно, сойдет,- сказал Сергей.- Потом отмоемся. Надо идти, чтоб на обед не опоздать.
Пошли обратно. Теперь впереди Гена шел и Свете руку подавал во всех труднопроходимых местах. "Научился у Сережки, способный парень",- подумала Света.
- Эй, авангард,- закричал Сергей.- Вот здесь надо левее - ближе к тропе.
Гена свернул, но место авангардиста не уступил. Скоро и к тропе вышли, а от тропы - к столику, присели на две минуты, чтобы отдохнуть, и вниз спускаться стали.
Сережа остановился у коряги, раскинувшей свои очищенные от коры и отбеленные на солнце корни - в сторону дороги.
- Еще здесь посидим,- сказал, взглянув на часы.- Пока есть время, в помещение успеем.
Уселись, коряга крепкая была, всех выдерживала. Сбоку, с противоположной стороны спуска, вынырнула группа женщин. Самая молодая и красивая стрельнула черным глазом на ребят:
Столько женщин без мужчин ходят, а вы двое возле одной крутитесь.
Такая женщина...- ответил Сергей.
Женщины на Свету посмотрели. Хорошо, что Света губы от черноты оттерла, но губная помада съедена, знает Света, что поблекла она без накрашенных губ, но не закомплексовала, смотрит доброжелательно на женщин, улыбается. А чего ей комплексовать, когда двое красивых мужиков рядом. А девчонка опять не отстает:
- Так ведь один из вас зря время теряет, все равно одного кого-то выберет.
- Вот пусть и выбирает,- небрежно ответил Сережа. Прошли женщины, что-то между собой стали говорить,
но уже не слышно. Света приблизительно представила, о чем они сейчас говорят и сколько критики обрушили на ее голову и на головы недальновидных ребят, но ей это было все равно.
С другой стороны из кустарника воробей выпорхнул, сел на дорожку недалеко от коряги, покрутился туда-сюда, головенку задрал кверху, обратно упорхнул.
- Ой, ребята, я вам расскажу, как у меня целый месяц воробушек жил. Шла я мимо деревьев перед окнами пятиэтажки, гляжу - совсем желторотый воробушек скачет, видно, из гнезда выпал, а с другой стороны уже кошка прицеливается, с лапки на лапку переступает перед прыжком. Я скорее кошку отогнала и воробушка поймала, летать он совсем не умел, только скакал. Зажала его в руке, несу домой: пропадет ведь. У него сердечко так сильно стучит: просто молот - о наковальню. Несу, думаю: "Обязательно выпестую". Принесла, стала мух ловить - хорошо, что завелось с десяток. Рот ему открыла и муху засунула, он проглотил и уже сам рот открывает. Накормила я его, пустила на пол, он под тахту забился.
Какое-то время прошло, проголодался, вылез из-под тахты, стал чирикать и под ногами вертеться. "Ага,- говорю,- опять есть захотел". Я - его ловить, а ему и хочется, чтоб его поймали, потому что знает уже - тогда накормят, и не хочется - боится. Крутится под ногами, а начинаю ловить -в сторону скачет, изворачивается, а потом опять под ноги лезет. Все ж поймала я его - опять мухами накормила. Дня три так он у меня мухами питался, всех мух в квартире переловила, стала за мухами к соседям ходить. Как наестся под тахту, как проголодается - так мне под ноги. А потом клевать научился, стала ему крошки хлебные и пшено сыпать на подносик. Сделала ему гнездо из старой шапки. Шапку на цветочную подставку у окна положила - не понравилось ему, летит на книжную полку. Поняла я, что не нравится ему возле окна, надо, чтоб хоть одна сторона защищала - прикрыта наглухо была. Положила я шапку на книжную полку, и стал он на ночь там устраиваться. А днем понравилось ему на конце тахты сидеть и скакать. Как приближаюсь, он - раз и за тахту прячется. А потом перестал прятаться, совсем смелым стал. Летать уже хорошо научился по комнате. Сначала я форточку и балконную дверь закрывала, чтоб не улетел. А потом, гляжу, научился летать неплохо, и форточку, и балконную дверь стала открывать и даже на ночь оставлять открытыми. А как раз у балконной двери, под телевизором, у него подносик с кормом стоял, и когда ему хотелось - он подлетал и клевал корм, однако даже и не глядел на открытую балконную дверь. Не хотел улетать! Так и жил в доме. Уборки мне, конечно, прибавилось, так и ходила за ним, собирала удобрение для домашних цветов. Меня совсем перестал бояться. Сижу на тахте, вяжу, рядом столик журнальный - он подлетит, сядет на самый угол столика, поближе ко мне и вертится туда-сюда, чирикает. Ну, я его не ловила, жил он самостоятельно, ел все, что ни насыпешь, и дверью открытой не соблазнялся. Так он у меня месяц прожил, наверное, так бы и жил, но приехала ко мне подруга из Подмосковья. Он сразу притих, под тахту спрятался и носа не показывает. Сообразил, что чужой человек, и кто его знает, чего от него можно ожидать. Подруга ночевать осталась, кресло-диван я для нее разложила посредине комнаты. Балконную дверь на ночь закрыли. На воробья мне уже некогда было внимания обращать. Думала, что он, как всегда, на ночь в шапку забрался. Рано утром слышу, он зачирикал - не пойму откуда, вроде как с балкона. "Ну это - чужой",- думаю и