Так продолжалось минут сорок. Вернулся Листер. Он стремительно подошел к столу и спросил: «Начальник штаба угостил вас?»
– Ничего не давал, – нестройным хором ответили собравшиеся.
Листер подозвал к себе пожилого солдата, что-то шепнул, и вскоре тот торжественно внес огромный поднос, уставленный маленькими рюмочками. Командиры подняли тост за победу.
На этом совещание кончилось. До начала передвижения оставалось несколько часов. Я пошел в свою комнату отдохнуть, предварительно договорившись с начальником штаба Родригесом встретиться на исходном пункте и проследить за порядком и дисциплиной на марше. Но прилечь не удалось. Едва я вышел из штаба, меня окружили молодые офицеры и солдаты, стали расспрашивать о Советском Союзе, о Москве. Интересовало все: и колхозы, и втузы, и Днепрогэс, и что такое общественная собственность.
Мельком взглянув на часы, я быстро встал, давая понять, что беседа окончена и нужно приготовиться к отъезду.
Через несколько минут мы встретились с Родригесом и отправились на автостраду.
Коричневое пыльное шоссе, словно раздавленное автомобильными шинами, лежало в прохладной тиши вечерних сумерек.
Подошел срок, а машин не было. Прошло полчаса. Мы до рези в глазах вглядывались вдаль, ожидая приближения колонны. Но, кроме резкого ветра, перегоняющего через дорогу пучки колючей травы, ничего не могли разглядеть.
Решили поехать в один из батальонов, который грузился первым. Попали в его расположение, и глазам своим не поверили.
Солдаты, уютно устроившись на траве, раскуривали сигареты и напевали песни. Здесь же, возле обочины, сидел командир батальона.
Увидев эту идиллию, Родригес пришел в ярость.
– Встать! – громко скомандовал он командиру батальона.
Тот нехотя поднялся, придавил каблуком сигарету.
– Зачем кричать. Гляди туда – машин нет.
Оказывается, интендант, которому подчинялся весь транспорт бригады, не получил письменного распоряжения о предоставлении нужного количества машин. И хотя сам был на совещании у Листера и знал о передислокации, он без письменного указания запретил шоферам отправляться в рейс.
Позже я узнал от Листера, что интендант служил в старой испанской армии. А там офицеры были приучены, что приказы без письменного подтверждения недействительны. Из-за плохой организации бригада опоздала к месту сосредоточения. Только на следующий день удалось раздобыть машины. Вместо 6 января она прибыла в Эль-Пардо к вечеру 7-го.
Листер возмущался до глубины души. Интендант был спят с должности, разжалован в унтер-офицеры и послан в роту командиром отделения. Начальника штаба строго предупредили. Быть может, и к нему применили бы более суровое наказание, но учли прошлые его заслуги. Совсем недавно он был лучшим командиром батальона, и за это его выдвинули на штабную работу.
Наконец все волнения и переживания улеглись. Рано утром 8 января 1-я бригада Энрике Листера была полностью сосредоточена в районе парка Эль-Пардо. Штаб разместился в одном из дачных домиков. Буйная зелень, аккуратные дорожки, скамеечки. Наверное, здесь назначали свидания, мечтали о счастливой жизни, читали стихи, клялись в верности и просто молчали. Я бродил по аллеям парка. Приятно было хоть на минуту отвлечься от разрывов бомб и воющих мин, от стонов раненых и почувствовать себя штатским человеком. Длинной корявой палкой, которую нашел в парке, я вычерчивал на песке замысловатые фигурки и приделывал к ним смешные уши. На одной из дорожек места мне не хватило. Чтобы дорисовать, пришлось встать на газон. За ближайшим кустом послышался сдержанный смех. Я смутился, отодвинул ветку и увидел молодую пару, ту самую, с которой познакомился в ресторане в Альбасете – Франческа и Мигель. Они сидели на разных концах скамейки и смеялись над моими рисунками.
– Почему порознь сидите? – перевел я разговор на другую тему.
Молодые погасили смех, отвернулись друг от Друга. Теперь уж рассмеялся я.
– Диктатор какой-то… – начала Франческа.
– Тоже мне вояки, – передразнил ее Мигель.
– Независимость личности – прежде всего, – вскочила с лавки рассерженная девушка.
– А кто ее у вас отнимает? – тоже поднялся парень.
– Вы, вы, вы, – готова была расплакаться Франческа.
Ссора могла вспыхнуть с новой силой.
– Ну, хватит, – как можно мягче произнес я. – Жизнь вас рассудит. А как ты попала в бригаду, которой руководят коммунисты?
Она только махнула рукой. Мигель попросил прощения у девушки.
Парень рассказал мне, что вскоре после нашей встречи в Альбасете их направили на фронт в разные части. Франческа попала к анархистам, а ее возлюбленный в одну из рот 5-го коммунистического полка. Но случилось так, что их подразделения оказались соседями. В один из поздних вечеров франкисты предприняли большое наступление, от успеха которого зависело очень много. Стойко держались бойцы роты коммунистического полка. Оставалось патронов на пересчет, а фалангисты все штурмовали и штурмовали. По телефону сообщили, что подкрепление придет только утром. А когда над окопом повисли фиолетовые сумерки, к командиру-коммунисту прибежала запыхавшаяся девушка. Это была Франческа. Сквозь слезы обиды и стыда она сообщила, что подразделение анархистов снялось с места и оставило позиции. Они ушли тихо и незаметно. Их командир считал, что держать оборону дальше было бы безумием. Это походило на предательство.
– Трусы, лжецы, хвастуны, – размазывала по лицу слезы Франческа. Ее так потрясла измена, что она не пожелала возвращаться в свою часть, не захотела воевать под флагом анархистов.
Командир отобрал небольшую группу и приказал выдвинуться вправо, создав видимость обороны. Франческа потребовала, чтобы ее послали туда же. Девушку назначили вторым номером к коммунисту-пулеметчику Мигелю. Так они встретились снова. Но тем не менее Франческа продолжала разделять многие ошибочные взгляды «теоретиков» анархизма. И бедный Мигель, без ума влюбленный в Франческу, старался изо всех сил помочь девушке разобраться. Но он очень спешил, горячился и нередко вызывал ее гнев.
Но сейчас спор был улажен, и мы принялись вспоминать вечера в Альбасете, искать общих знакомых.
За разговорами я едва услышал голос, протяжно и как-то смешно выкрикивавший: «Павлите, Павлитье».
– Я здесь.
Из-за кустов выбежал запыхавшийся адъютант Энрике Листера и, размахивая руками перед моим носом, сообщил, что командир бригады вызывает меня к себе. Я распрощался со своими друзьями, попросил их больше не ссориться.
Когда я пришел в штаб, там уже сидели начальник штаба, начальник артиллерии и комиссар Сантьяго.
– Из штаба Центрального фронта, – говорил Листер, – получена директива.
Он развернул телеграмму и прочел. В ней говорилось, что нашей бригаде предстояло сражаться на вспомогательном направлении во втором эшелоне.
Вместе с Родригесом мы быстро составили план учебы на три дня.
Предусмотрели занятия с младшими командирами, командно-штабное учение. Когда наш труд был завершен, переписан начисто, мы пошли к Листеру.
– Так быстро? – удивился он и искоса посмотрел на нас.
Потом принялся внимательно изучать план. Он читал не спеша, останавливался на каждой странице, переворачивал ее, начинал другую, потом снова возвращался назад. А мы то белели, то краснели, не зная, что подумать: «Понравится или отвергнет?» Наконец Листер дочитал до конца, положил поверх плана руку и, хитро улыбнувшись, спросил:
– Когда же людям отдыхать, Павлито? Ни минуты свободной.
Я попытался оправдаться: