Я выхватил из-за пояса гранату, выдернул чеку и бросил лимонку в набегающую толпу фашистов. Сам успел спрятаться за угол. Над головой просвистели пули, отбивая штукатурку от стены.
Раздался взрыв. Четверо фашистов повалились на мостовую, остальные подняли руки. Подходить к ним мы еще не решались. Офицер-связист, который пришел от Гомеса, был тяжело ранен. А мой адъютант Альберто, забившись в простенке, стоял бледный как полотно. Родригес приказал Альберто обезоружить всех, кто поднял руки. Кто станет сопротивляться, расстреляем на месте.
– Иди, Альберто, а мы возьмем их на мушку.
Все это Родригес говорил громко, сердито, с тем расчетом, чтобы слышали мятежники. И это подействовало. Те, кто еще не успели бросить оружие, стали кидать его под ноги. Альберто, оправившись от испуга, деловито обходил фашистов и отбирал винтовки, ножи, пистолеты. Перед ним стояли одиннадцать верзил. Если бы они знали, что нас всего четверо и что мы плохо вооружены, вряд ли бы они так мирно сдались. Альберто подал команду: «Шагом марш». Пленные, понуря головы, поплелись.
Когда пришли в батальон, Гомес от удивления раскрыл рот:
– Где это вы столько бравых вояк раздобыли?
Альберто выступил вперед и деловито доложил:
– Принимайте пленных.
– А чего их принимать, сейчас солдат уведет их в сарай.
– Нет, так не положено, – возразил Альберто. – Напишите расписку.
Капитан Гомес недоуменно посмотрел на меня, на Родригеса, словно хотел узнать, шутит или серьезно говорит Альберто. Родригес незаметно моргнул Гомесу: мол, ладно, но огорчай парня, сделай ему радость. Капитан с серьезным видом сел за стол, попросил ручку и чернила.
– Так сколько вы сдаете пленных? – деловито осведомился капитан.
– Одиннадцать. Десять автоматов, одна винтовка, семь кинжалов и девять гранат, – одним духом выпалил Альберто.
Гомес все аккуратно записал, поставил число и подпись. Потом подозвал Альберто и попросил проверить, правильно ли он сделал запись, и если правильно, то пусть он поставит свою подпись. Альберто прочел вслух: «Я, командир первого батальона первой бригады капитан Гомес, принял от Альберто Феранда одиннадцать пленных, захваченных в неравном бою, десять автоматов, одну винтовку, семь кинжалов и девять гранат».
Альберто понравилась расписка, особенно то место, где было сказано о неравном бое. Он сел и торжественно расписался. Потом, спохватившись, стал просить Гомеса поставить печать.
– Нет у меня, дружище, печати, – развел руками командир батальона.
– Да ничего, и такая расписка действительна, – установил перемирие Родригес.
– Ну, если действительна без печати, то ладно, – успокоился Альберто.
… Стрелка на часах показывала девять. В городе шли уличные бои. Связисты доложили, что протянули провод. Родригес выяснил обстановку, установил точно местонахождение батальонов. Они почти все выполнили свою задачу и вышли на намеченные рубежи. Командир бригады Приказал хорошенько укрепиться и приготовиться к обороне.
Потом я связался с Листером. Он рассказал, что 100-я бригада также вышла на намеченный рубеж. Бой был тяжелый и удачный. Как сообщил из штаба Иглесиас, наши войска, действовавшие на флангах, не смогли взять высоту Льянос и опорный пункт Кихорна. Бои там продолжаются. А сосед слева, 34-я дивизия, почему-то вообще никаких боевых действий за Вильянуэва-де-ла-Каньяда не предпринимал. Листер был этим обеспокоен: «Значит, артиллерийский дивизион не сможет прибыть к нам, и тылы не обеспечат боеприпасами и продовольствием».
– Давайте встретимся в штабе дивизии, свяжемся с Малино и тогда примем решение, – предложил я.
Листер согласился.
Из штаба дивизии мы быстро связались с Малино. Он рассказал нам об обстановке на этом участке фронта:
– Все опорные пункты – Льянос, Кихорна, Вильянуэва-де-ла-Каньяда – находились в руках мятежников. На вопрос Листера, продолжать ли наступление бригаде, Малино ответил: «Решайте по обстановке, но я бы но советовал». Он рекомендовал возобновить наступление, когда подойдут танковая рота и артиллерийский дивизион.
Несколько минут после этого разговора мы сидели, прикидывая наши возможности. Взвесив все, решили попробовать. Ведь говорил же Малино: «Действуйте по обстановке». Несмотря на отсутствие танков и артиллерии, надо попытаться захватить переправы через реку Гвадаррама. Конечно, мы сейчас далеко забрались в тыл к противнику. Но захват переправ позволит удержать отвоеванные позиции.
Листер приказал командирам 1-й и 100-й бригад немедленно ввести в бой вторые эшелоны и штурмовать переправы. Наступление возобновилось. Мы с нетерпением ждали вестей от бригад, но они были неутешительны. Все попытки захватить переправы через Гвадарраму и высоты 670, 640, 620 успеха не имели. Несколько раз ходили бойцы в атаку, но вынуждены были отходить назад в свои окопы.
Листер был расстроен неудачей бригад. А тут еще ему позвонил командующий Мадридским фронтом и отругал за то, что он топчется на месте.
– Вот, дожили. Нас обвиняют в бездеятельности, трусости. А разве мы можем рваться вперед, если и так уже на пятнадцать километров углубились в тыл врага.
Расстроенный, он ходил по комнате, порываясь сам идти в атаку. Но потом одумался.
Весь следующий день 1-я и 100-я бригады вели наступление на переправы и близлежащие высоты. Но результаты снова оказались неутешительными. Враг сильно укрепился, и наши войска несли большие потери. Если накануне при штурме Брунете в дивизии было только четверо убитых и двадцать пять раненых, то в атаке за переправы у нас погибло двести человек. Триста бойцов получили ранения.
Всех раненых отправляли в оливковую рощу, там им оказывали первую медицинскую помощь. Тяжелораненых увозили в тыл, хотя дело это было не из легких. Бричек, повозок в Брунете не оказалось, а машины, захваченные у врага, стояли без дела. Дорога-то оставалась в руках мятежников.
Единственный транспорт – мулы и верховые лошади. Санитары при помощи двух твердых ремней, соединяющих корзины, укрепляли на лошади своеобразные «носилки» и сажали в них раненых. Положение складывалось тяжелое. На беду еще у нас кончались патроны.
Командиры наступающих бригад настойчиво требовали доставить в батальоны боеприпасы. К этому времени мятежники, оправившись от нашего внезапного удара, активизировали свои действия.
Брунете и его окрестности обстреливали и артиллерийские батареи противника. Республиканцы, не спавшие всю ночь, выбивались из сил, а отдохнуть не было времени. Весь день и всю ночь подвозили продовольствие и боеприпасы. Для этой цели был использован кавалерийский эскадрон. Прошел еще день, а наш сосед так и не смог взять Вильянуэва-де-ла-Каньяда. Поэтому единственная дорога к нам была закрыта. Положение складывалось катастрофическое. Чтобы форсировать штурм небольшого городка, Листер ввел в бой батальон 9-й бригады, приказав ему нанести удар с юга.
Батальон действовал успешно, и вскоре Вильянуэва-де-ла-Каньяда пала. Дорога была открыта. Теперь каждый понимал, что скоро по этой дороге придет транспорт с боеприпасами, продовольствием и артиллеристы смогут подтянуться. Так оно и случилось. Утром следующего дня прибыл первый дивизион 105-миллиметровых орудий, с которым был Коля Гурьев. Несколько позже появился дивизион 76-миллиметровых орудий. Теперь мы смогли спокойнее вздохнуть и подумать о продолжении наступления.
Листер встретил меня рано утром, сообщил, что штаб дивизии он переносит в Брунете. Квартирмейстер подобрал для него небольшой каменный домик с массивным подвалом. Интендант особенно был доволен этим подвалом, в котором, по его мнению, можно спастись от бомбежки.
Хозяева домика радостно встретили нас. Предложили фруктов, вина, но, когда узнали, что здесь будет штаб, расстроились. А старуха даже расплакалась.
– Почему слезы льешь? – спросил ее Листер. – Или гостям не рада?
– Гостям-то рада, – всхлипывала старушка, – да только боюсь.