У входа появилась молодая пара. Высокий парень пригладил рукой черные, как смоль, волосы, поправил небрежно закрепленную кобуру с пистолетом. Рядом с ним весело улыбалась девушка в черном платье с белой повязкой на рукаве. Ее туалет дополнял красно-черный галстук.
Свободных столиков было мало, и они направились к нашему. Попросив разрешения, сели. Завязался разговор.
– Ну вот, ты хотела видеть русского, Франческа, – начал парень. – Знакомься.
Девушка застенчиво протянула руку:
– Франческа.
– Павлито, – ответил я.
– Мигель, – поднялся спутник девушки.
– Фридо, – улыбнулся Митя.
Франческа и Мигель стали оживленно расспрашивать моего друга. Мимоходом взглянув на меня, она заметила Мите: «Очевидно, камарада прибыл недавно, я его до этого не видела?» Митя утвердительно кивнул. Меня заинтересовал се красно-черный галстук.
– Вы анархистка? – спросил я Франческу.
– А вас это удивляет?
– Нет, но…
– Не отказывайтесь. По глазам вижу. Мигель убежденный коммунист, я принадлежу к партии анархистов.
Полушутя-полусерьезно Франческа рассказала о разногласиях с Мигелем. Самым спорным был вопрос, кто быстрее построит коммунизм: анархисты или коммунисты.
Митя мне все добросовестно переводил. Я посоветовал им в первую очередь думать о том, какими силами и методами следует бороться против фашизма. Юноша улыбнулся:
– Я верю, что Франческа скоро переменит свои взгляды.
Вскоре мы распрощались с молодыми людьми: завтра мне надо было отправляться к новому месту работы.
Ранним утром следующего дня я выехал в учебный центр, который располагался в десяти-двенадцати километрах от Альбасете.
На огромном поле было оборудовано войсковое стрельбище, где проходили занятия по стрельбе боевыми патронами из винтовок и пулеметов, стенд для метания болванок и ручных гранат и возведен инженерный городок, где обучали рыть окопы, траншеи, строить блиндажи. Словом, для первоначального обучения военному делу здесь были созданы все условия.
Сразу же по приезде в учебный центр мне представили переводчицу, с которой нам предстояло вместе работать.
Передо мной стояла женщина средних лет. Умные спокойные глаза внимательно изучали меня.
– Мария Купер, – приветливо улыбнулась и протянула мне руку.
– Капитан Павлито, – ответил я.
– Вы из Советского Союза?
– Да, я советский доброволец.
– Хорошо! – обрадовалась она. – Русские – настоящие друзья. Мы, испанцы, это знаем. У русских советников работают мои сын и дочь.
Она заверила, что сделает все возможное для облегчения моей работы с бойцами республиканской Испании.
– Вам придется трудно, – предупредил я Марию. – Вопросы, которые придется решать, – военные, специальные вопросы.
– Постараюсь, мой друг, все сделать для пользы дела. Что будет непонятным, разберемся общими усилиями.
Изучать материальную часть через посредника оказалось делом довольно-таки сложным.
К тому же переводчица сама впервые в жизни видела пулемет «максим».
Я объяснял назначение той или другой детали пулемета, переводчица, мучаясь, старалась подробно переводить мои слова.
В муках и недоразумениях прошел первый день на ловом месте.
– Павлито, я понимаю, вам трудно со мной работать. Я чувствую, вы нервничаете, но со временем все уладится. Верьте мне, дорогой, я все сделаю, чтобы нас понимали.
– Хорошо, товарищ Купер. Я попробую изменить систему обучения.
– Павлито. Не зовите меня «товарищ Купер», а называйте просто Мария.
– Одно дело, – успокаиваю я ее и себя, – когда я обучал своих красноармейцев. Мы друг друга отлично понимали. А тут ни я их, ни они нас не понимают.
Мария понимала, что незнание материальной части пулемета мешает ей правильно, доходчиво переводить и объяснять. И она предложила: «Павлито, мне необходимо изучить пулемет. Это нужно сделать в ближайшее свободное время».
– Где же, Мария, мы возьмем свободное время?
– Я согласна заниматься по вечерам.
Со следующего дня вечерами Мария осваивала пулемет, а днем помогала мне учить бойцов. И занятия стали проводить по-новому. Когда бойцы собрались на стрельбище, Мария перевела им: «С сегодняшнего дня будем заниматься по новому методу. Ваша задача заключается в том, чтобы работать так, как работает Павлито, обращаться с пулеметом, как обращается он. Следите внимательно и запоминайте до мельчайших подробностей все движения его рук, чтобы потом повторять самим».
Бойцы хором ответили: «Буэно» (хорошо).
Так началась наша учеба по принципу: делай так, как я. И сразу дела пошли лучше.
Бойцы, которые хорошо усвоили приемы действия, уходили к другим пулеметам и расчетам и там продолжали тренировки. Но встречались и сугубо штатские люди, которым нелегко давалась воинская наука. Показываешь таким, как надо заряжать ленту, нажимать на гашетку, они понимающе кивают головой: «Компрендо» (ясно). Но как только допускаешь их к самостоятельной работе, они теряются и забывают, что надо сделать, чтобы заставить пулемет работать. Особенно трудно усваивался процесс выстрела. На «пуговку» – то нажмут, а предохранитель забудут поднять. Тогда приходилось брать руку ученика, ставить ее на положение стрельбы, а потом крепко жать его палец, которым он должен поднять предохранитель. Мария в это время переводит и указывает на ошибку. Боец виновато улыбается.
Так мы учили пулеметному делу и проводили практические занятия по стрельбе.
Лучших бойцов-испанцев, отлично владеющих пулеметом и методикой обучения, мы оставляли инструкторами.
Вскоре стали приходить вести с фронта от наших первых выпускников. Как правило, и они и пулеметы нас не подводили.
Я много передумал в эти дни. Мы сумели обучить несколько расчетов для отправки на фронт и даже провели практические стрельбы боевыми патронами. Однако уверенности в том, что я их хорошо подготовил, не было. Сумеют ли они во время жаркого боя устранить ту или иную неполадку? Не растеряются ли? До меня доходили слухи, что в бою пулемет «максим» часто отказывал. Неопытные пулеметчики не могли быстро разобраться, в чем дело. И кое-кто стал отказываться от пулемета. Мне больно было слушать это. Ведь я прекрасно знал, как безотказно работает он в умелых руках. Все дело в квалификации пулеметных расчетов.
Через несколько дней расстроенная Мария заявила:
– Павлито, я не могу больше работать. Вам нужна молодая, более энергичная переводчица. Поэтому убедительно прошу вас: в ближайшие два-три дня подыщите себе другого помощника.
«Что случилось? – подумал я. – Неужели обидел? Делать нечего. Сейчас много добровольцев-интернационалистов, знающих хорошо русский и испанский язык, и из них кого-нибудь и приглашу».
Через несколько дней все выяснилось. В течение рабочего дня Марии приходилось вместе со мной бесконечное число раз ходить от огневого рубежа до мишени, объяснять, куда нужно целиться, как держать мушку в прорези прицела, как попасть в цель. А расстояние от огневого рубежа до мишени сто метров. За десять-двенадцать часов ей приходилось прошагать около тридцати километров. Нелегко, конечно. При этом нужно учесть возраст и обувь – туфельки на высоких каблуках.
Старательно выполняя служебные обязанности, Мария так стерла ноги, что не в состоянии была ходить. От постоянных пулеметных очередей у нее кружилась голова и звенело в ушах. Потому-то она и просила заменить ее. Но переводчиц пока в учебном центре не было, и Мария продолжала некоторое время работать со мной, лишь изредка напоминая о своей просьбе.
А однажды Мария не вышла на работу. Домашние сообщили, что она больна и лежит в госпитале. Я решил навестить ее. В один из вечеров пришел в палату. Мария до слез обрадовалась моему появлению.