Молодые люди встретились в маленькой церкви, одиноко стоявшей на берегу Вислы. Друзья Филиппа сторожили вход. Может, от колебания язычков огня в светильниках Анне показалось, что лицо юноши изменилось. Он выглядел теперь осунувшимся, более жестким. Когда Филипп притянул ее к себе, она не сопротивлялась.
— Я не должна была приходить… Сердце у меня разрывается при мысли, что я тебя больше не увижу!..
— Анна, позволь мне следовать за тобой! Я сбрею усы и волосы… Ты скажешь, что я один из твоих прислужников.
— Ты сам знаешь, что это невозможно. Никогда господин де Шони и епископы не согласятся на это. Они прекрасно видят, как ты на меня смотришь, им известна и моя привязанность к тебе.
Филипп стремительно сжал ее в своих объятиях, Анна вскрикнула:
— Нет!
Произнося это слово, она в то же время прижалась к нему, шепнув:
— Векша…
Как белка ее детских игр, он должен был исчезнуть, ускользнуть, оставить ее.
— Векша, милый векша, поцелуй меня…
Вероятно, за первым поцелуем последовали бы другие, но тут в церковь вбежала Ирина.
— Надо уходить, сюда идут монахи.
— Филипп, вот перстень, пусть он напоминает тебе обо мне. Не печалься слишком, Векша, я тебя никогда не забуду.
— Быстро, княжна, быстро!
Ирина вырвала Анну из рук Филиппа и повлекла ее за собой по скользкому берегу. Это было сделано как нельзя более вовремя: иноки, среди которых был и пришедший послушать вечернее богослужение епископ Готье, уже входили в церковь. Готье узнал Филиппа. Он осмотрелся и при дрожащем свете лампад увидел еще трех сотоварищей молодого боярина.
— Что ты здесь делаешь, сын мой? — спросил он по-гречески. — Почему ты плачешь?
Гневным движением Филипп утер слезы.
— Разве запрещено молиться?
— Ни в коем случае, сын мой. Молитвы приносят утешение. Надеюсь, ты нашел утешение в этом святом месте.
Встретив отчаянный взгляд молодого человека, пастырь испытал чувство жалости.
— Ступай-ка ты с миром, я помолюсь за тебя.
От участливых слов прелата Филипп пал духом и вышел, не попрощавшись.
Готье из города Мо задумчиво смотрел ему вслед.
Анна вернулась, тяжело дыша, в свои покои, где застала ожидавшую ее тетку Марию Доброгневу. Лицо той было мрачно.
— Король, мой супруг, дважды посылал за тобою, но никто не знал, где ты. Чтобы избежать пересудов, я сама пришла. Ты можешь сказать, где была?
— О Мария, не брани! Вспомни, как ты утешала в детстве, если отец наказывал меня.
Анна бросилась в объятия королевы, почти ровесницы, — но тетка оттолкнула ее.
— Анна Ярославна, ты не имеешь права вести себя подобным образом! Как и я, ты теперь королева, и для тебя превыше всего должны быть слава твоего королевства, честь твоего мужа и воспитание твоих детей. Только об этом ты должна думать. Забудь отца и мать, братьев и сестер, друзей, свою страну…
— Никогда!
Сила, с которой было произнесено это слово, заставила вздрогнуть супругу Казимира.
— Никогда, слышишь ты, никогда я не забуду свою родину.
Мария вздохнула с облегчением: не преступная любовь, а тоска по родной земле! Именно в этом и была причина странного поведения Анны.
Мария Доброгнева пылко обняла племянницу.
— Не плачь, голубка моя, я ведь тоже часто грущу о родимой земле, но мой долг и мое счастье — здесь. Супруг, который хорошо знает короля Генриха, говорит, что тот — человек утонченный, любит красивые наряды, украшения, танцы и охоту. Ведь то же самое и ты любишь.
Анна улыбнулась сквозь слезы.
— Но он гораздо старше меня.
— Немолодые мужчины бывают лучшими супругами; они больше стараются, чаще доставляют удовольствие женам.
— Может быть.
Это было сказано так печально, что у Марии вновь возникли подозрения.
— Часом, не остался ли какой дружок в родимой сторонушке?
Краска, залившая лицо Анны, была красноречивым ответом.
— Несчастная, ты хочешь погубить себя!
— Это не то, что ты думаешь. Да, я люблю Филиппа, но лишь как брата, а не как возлюбленного. Мой отец знает об этом. Иначе он никогда не послал бы Филиппа сопровождать меня.
— Мой брат Ярослав, может быть, и знал истинные твои чувства, но он напрасно не вызнал чувств Филиппа. Всем известно, что Филипп тебя любит, и епископам известно это.
— Ну, а что я могу поделать?!
В первый раз с начала их разговора лицо королевы разгладилось и улыбка осветила ее строгий лик.
— Ну, лучше не нужно рассказывать… Не забудь, что я женщина и у меня вздыхатели были раньше, чем у тебя. Ничего, а вот завтра охрана уедет и с ними уедет красавчик Филипп.