— Я это делала, только чтобы обеспечить тебе счастье.
Светлые зелено-голубые глаза стали почти черными, улыбавшиеся губы сжались, и красивое лицо Анны побагровело от гнева.
— Не говори мне об этом. Я запрещаю тебе так говорить!
Поняв, что княжна и вправду разгневана, все замолчали. Служанки молча одели ее, стараясь не делать при этом никаких резких движений. Елена постаралась аккуратно вплести ей в косу ленты и жемчуга — подарок королевы Ингигерды. Закончив причесывать Анну, она надела на прекрасную головку высокий кокошник, обычный убор русских княжон.
— Улыбнись, дитятко, тебе не подобает гневаться.
Дрожавшие губы Анны изобразили подобие улыбки, хотя глаза ее были полны слез.
— О Елена!..
— Я понимаю, дитя, я все понимаю… родителям твоим трудно расстаться с тобой, но ты должна повиноваться. Говорят, эта Франция — прекрасная страна, а король Генрих красивый мужчина…
— Но это так далеко отсюда!
— Увы! — вздохнула Елена.
— Прости меня! Я забыла, что ты тоже все бросишь и поедешь со мной.
— Замолчи! О том и речи быть не может, чтобы ты ехала туда одна, без меня. А моя дочь, Ирина, не сможет расстаться со мной.
— Чтобы ее вознаградить, я попрошу короля, моего будущего супруга, дать богатое приданое моей, молочной сестре и найти ей хорошего мужа.
Мысль о возможной свадьбе Ирины тотчас же заставила забыть о собственном замужестве и вернула взгляду Анны привычную мягкость.
Глава вторая. Война с Византией
Пиршественная зала, усыпанная березовыми листьями, ослепляла, — настолько ярок был свет факелов. На деревянных перегородках яркими красками были изображены подвиги княгини Ольги, смелость, жестокость и мудрость которой всегда восхищали Анну. Княжне хотелось походить на Ольгу.
На длинных столах, покрытых красной тканью, гостей Владимира ожидали золотая и серебряная посуда, срезанные ветки деревьев и цветы, разложенные в живописном беспорядке.
Новгородский князь в сопровождении музыкантов вошел в залу; с ним рядом шла сестра, которая опиралась сейчас на руку брата. За ними следовали жена князя, затем Зигрид из Швеции и Всеволод. Далее шли епископ Лука Шидята, члены новгородского вече с супругами или дочерьми, облаченными в тяжелые, ярко расшитые платья; в волосы девушек были вплетены ленты, а голову венчали украшенные драгоценными каменьями кокошники. И вслед остальным двигались воины княжеской дружины.
Владимир посадил сестру справа, а жену слева от себя. По знаку князя молодой дружинник вывел из толпы некоего человека лет сорока, одетого в подпоясанную рубаху с серебряным шитьем, в светло-серые штаны, заправленные в сапоги ярко-красной кожи.
— Добро пожаловать, воевода Вышата. Ты оказал бы большую честь Анне Ярославне, сев подле нее.
— Напротив, это для меня высокая честь, великий князь, — сказал он, повернув в сторону княжны пустые глазницы.
Анна едва сдержала крик, увидев лицо подвергнутого пытке человека.
— За что ему выкололи глаза?!
— О, не только глаза выкололи, Анна Ярославна! — воскликнул слепец и показал правую руку с отрубленной кистью.
— Нет, не только глаза! — повторили пятнадцать воинов, также сделавшиеся пленниками вечной ночи, показав свои культи.
Пока каждый занимал свое место, установилась тягостная тишина.
— Почему искалечили этих доблестных воинов?
Владимир ответил:
— Так обращаются со своими пленниками византийцы. Вспомни, это было семь лет тому назад, в 1043 году, когда ты была еще ребенком. Все началось со стычки русских и византийских торговых людей на базаре около святой Мамы в Царьграде. Убили одного из знатных новгородских купцов. Тогда его сотоварищи попросили нашего отца Ярослава взять от василевса Константина компенсацию. Однако Константин отказал. Возмущенные новгородцы проголосовали за войну и назначили меня командовать войском. Я возвестил до самой Исландии о том, что Новгороду нужны бойцы для начала войны против Царьграда. Согласились принять участие в походе некоторые норвежцы, шведы, гренландцы. Каждый получил по золотой монете. Вскоре сто тысяч воинов погрузились на ладьи. В сопровождении конного отряда под началом храброго Вышаты под ясным июньским небом мы спустились вниз по Днепру, мечтая о богатствах Священного города. Чтобы все наше войско могло собраться вместе, прежде чем пересечь Босфор, мы бросили якорь у крепости Иерион, покинутой стражей; при виде стольких храбрых бойцов, готовых ринуться на надменный град, у стражников рассудок помутился от страха.
— Эта задержка нам стоила дорого, великий князь, — произнес сердитый голос Вышаты.