Наверное, автор стихов и сам понимал сильную погрешность их против здравого смысла. Поэтому, желая искупить вину, он расписал по обеим сторонам двери наверху пространную газель[11]. Надпись эта также была сделана на ковриках:
Город Кум — рай для праздных и убежище для страждущих. Многое из жизни современного Кума подтверждает слова Якута[12] об этом городе. Если вам удастся попасть в Кум 17 марта, остановитесь на улице Пророка и понаблюдайте за толпами людей. Вы согласитесь с мнением Якута. В пестрой толпе паломников колышутся палевые чалмы из Джоушегана, войлочные шапки из Бафка, велюровые шляпы из Тегерана, «шаб-колах» — домашние шапочки зеленого или желтого цвета — из Рафсенджана, мешхедские покрывала от солнца, кепки из Резайе, кожаные шапки из Себзевара, белые и красные фески из Сенендеджа, клетчатые платки из окрестных сел и деревень. А как одеты люди! Головные уборы абсолютно не гармонируют с их костюмами. Пу-, блика щеголяет в широченных штанах из хлопчатобумажной ткани различных расцветок фирмы Хадж Али Акбари, зеленых шалях, бостоновых пиджаках, поверх которых надеты лаббаде[13], наброшены толстые и тонкие аба[14], а иногда и просто пижамы. Вот как примерно одет житель Рафсенжана, приехавший в Кум на праздники: на голове — кепка, на шее — завязанный крупным узлом галстук, от плеч до пояса — бостоновый пиджак, ниже — отутюженные, обуженные, наподобие ружейного дула, брюки, поверх всего этого — тонкое заплатанное аба, на ногах — гиве[15], надетые на босу ногу.
Трудно, конечно, представить, что иранский народ не имеет национальной одежды. Однако внешний вид людей, прибывших в Кум со всех концов страны, заставляет усомниться в этом. Дело в том, что какой-нибудь керманшахский крестьянин или себзевйрский чернорабочий, продавец фруктов из Горгана или аптекарь из Джандака ни за что не наденут привычной домашней одежды, когда они отправляются на паломничество в Кум. Уже на подножке маршрутного автобуса люди отрекаются от одежды своих дедов и покупают по дороге все, что ни попадется под руку. Только бы не ударить лицом в грязь в новом месте перед своими же соотечественниками! А те, глупцы, тоже напяливают на себя пестрые тряпки, и, таким образом, священный город Кум превращается в месиво самых невообразимых красок.
Мы отправились на центральную площадь, откуда когда-то начал расти город. Улицы, переулки, тупики, постройки, ворота, стены жилищ — все было обращено в сторону священной площади города, все тяготело к центру. Если не сто процентов населения Кума, то во всяком случае большинство шло сюда со своими горестями и отсюда ждало избавления от зла и несправедливости. Если бы вам пришло в голову представить город Кум без святилища в центре, то колоссальные просторы пустыни Деште-Кевир увеличились бы на площадь, равную теперешнему Куму.
Мы увлеклись было рассуждениями, как вдруг подле нас вырос словно из-под земли полицейский на велосипеде. «Что поделывают господа? — произнес он негромко и добавил: начальник сказал мне: «Ну-ка взгляни, не фотографируют ли они, не дай боже, а то кажется, что им удалось кое-что заснять».
Хотя блюститель порядка говорил с нами сравнительно мягко, однако мы не сочли нужным поинтересоваться, начальником чего является его хозяин и были вынуждены прибегнуть к спасительному письму, которое в свое время милостиво подписал сам министр шахиншахского двора. Показали письмо полицейскому и не сразу догадались, что этот «представитель власти» не знает грамоты и не может прочесть ни слова. Он лишь старательно сделал вид, что дочитывает последние строчки, потом, взглянув на герб министерства шахиншахского двора на письме, чрезвычайно вежливо произнес: «Это из дворца?» Получив утвердительный ответ, пошел немного впереди нас. С. этого момента и до последней минуты пребывания в городе Куме он неустанно нас охранял.
14
Аба — верхняя мужская одежда в виде накидки без рукавов из шерстяной ткани или верблюжьего сукна.