Она буркнула что-то в ответ.
Дорога удлинялась, была бесконечной.
Холмы медленно отдалялись, а Погост приближался — но медленно, как медленно!
— Не слушай их, — серьёзно сказал Къертар. — Дураки на мельницах глупости чепуху языками мелют.
— Все так говорят, — беспомощно сказала Аррен.
— Все и дураки, — твёрдо заключил он.
А затем мысли, воспоминания ушли — только муторный, тошнотворный бег по равнине, когда сердце подскакивает у горла, и кажется, вот-вот разорвётся. Солнце то скрывалось за облаками, то выглядывало, превращая пыльную дорогу в золотой расплав.
Она бежала, и отчаяние гналось за ней по пятам — если не успеет, то больше некуда будет ей успевать. Она не могла бы остановиться ни на мгновение — ноги словно сами знали, что делать — и несли её вперёд. И вот, наконец, она вбежала в тень. Тень была глубокой и прохладной. Поросшие травой склоны заслоняли солнце.
Аррен упала на четвереньки — перед глазами плавали красные круги, в груди кололо, она не могла дышать. Внутренности скрутило. Ноги кровоточили. Слабость накатывала волнами — хотелось упасть и лежать, лежать… От бессилия потекли слёзы. Если нужно — она доползёт, ужом доберется туда. Оставалось только перевалить через Спину Тролля — невысокий, но крутой холм, и за ним — Погост. Ну же! Совсем немного!
Ну же!
— Знаешь, когда мне стукнет пятнадцать, — задумчиво сказал Къертар, пуская по воде очередную «лягушку» из подобранной гальки, — попрошусь на корабль к моему дяде, Боргольду. Он меня возьмёт, не сомневайся! Он так и сказал — мне тогда как раз тринадцать стукнуло, и я вырезал новый меч вместо сломавшегося об башку Ферка — ну так вот, он мне и говорит: «Кер!» — и треплет меня по голове. Вообще, терпеть этого не могу, я хотел его руку сбросить, но тут он говорит, значит, моей мамаше: «Настоящий боец растёт. Вот как борода у него проклюнется — возьму его к себе. Корми получше, не жалей. Пойдём к Южным островам — продадим там меха, речной жемчуг, моржовьи бивни — разбогатеем, а он оттуда себе жену привезёт — чёрную, как твоя сковородка, а то и две!» — и смеётся.
А смех у него знаешь, такой утробный, словно в бочку ухает.
Я тут меч на пол выронил, а мама — сковородку. А он глядит на нас — и того пуще смеётся. Мать сковороду на место поставила — и сердится, о фартук руки вытирает:
«Не нужна ему черная жена, да ещё и две! Ишь чего удумал!»
А Боргольд так хитро на неё смотрит и говорит:
«Это уж ему решать».
Тут его мать и огрела веником, а я его слова — навсегда запомнил.
— И что, возьмёшь — чёрную? — даже открыв рот от удивления, спросила Аррен.
— Ой, на черта, — махнув рукой, сказал Кер. — Жена ещё какая-то, подумаешь. Вот острова другие, море, земли чужие — это да!
На мгновение он посерьёзнел.
— Ты не смотри, что Бор на медведя похож, он дядька что надо. Поплаваю с ним годика два, а там и тебя попрошу взять — глядишь, и согласится. Ну что тебе на этом Рыбном безвылазно сидеть?
Он пустил по воде ещё один «блинчик».
— Невиданное, конечно, дело — женщина на корабле, однако, сказывают — в старину и не такое бывало. Слыхала песню о Люсиэнде Прекрасной, что плавала до Края Света? Тот-то и оно! А Боргольд — он старинные были любит. Как расскажет — заслушаешься! О реках, что текут из моря прямо вверх, о Стране Лилий в Закатном Океане…
— Д а я… — судорожно обхватила Аррен колени. — Меня и тут-то не особо любят.
Къертар бросил на неё пронизывающий, внимательный взгляд — у него одного из мальчишек и получалось такое — будто он тебя раздел (тьфу, тьфу, не в пошлом смысле, конечно) — и прям всё внутрях видит, что у тебя там делается. Аррен его даже побаивалась порой — а ну, никак он мысли читает?
— Так это тут, — наконец, веско сказал Кер. — Ты себя-то со стороны, видала? Мой отец — с Южных островов, у меня неугомонность в крови. Вечно влезу куда-нибудь.
Он рассмеялся:
— Влезу и влезу, и мамашка: «Кьер, ты опять!». А я ей этак степенно отвечаю: «Кровь такая, матушка, изволите видеть». Она и смеётся, и наказания как не бывало.
Мальчик просеял песок между пальцами.
— Но ты — другая. Клянусь Золотым Львом! Спокойная у тебя кровь, северная, глубокая. Ну, знаешь, как река: течёт себе спокойно, но если уж снега в верховьях сойдут — всё вода снесёт, ничего не пожалеет.
Аррен кивнула. На Островах, такого, конечно, не случалось — но отец рассказывал про полноводные реки Заморья.
— Ты острая как лёд, и холодная, как снег, — закончил Къертар. — Но надёжней друга не найти. Пропадёшь ты тут, на островах. Тут вроде как на вереске спать — и мягко и удобно, и всю жизнь проспишь. За морем тебя что-то ждёт — уж не знаю что, но нутром чую — ты весь мир перевернёшь.