Восходящее солнце обливало стену своим теплом; и серый, невзрачный камень поблёскивал, словно покрытый тонкой, невесомой плёнкой позолоты.
Зато народ!
Народ на пристани были таким привычно, обыкновенно островным, был так похож на знакомых Аррен келарденцев, что на какое-то мгновение она даже обманулась — ей показалось, будто в толпе мелькнула спина толстушки Жижи. Сердце тут же кольнуло острой иглой, и она, затаив дыхание, перешагнула плетёные кранцы.
— Великий Лев! — вырвалось у неё.
И даже пахло здесь точь-в-точь как в Келардене. Рыбой, что солили прямо на пристани, свежей выпечкой, человеческим потом и струганным деревом. Ну и коровьим навозом, конечно, не без этого. Разве что чужеземного народа было побольше — то и дело мелькали полосатые халаты и пёстрые головные платки. Рабочий и торговый люд суетился, бранился и торопился куда-то — по своим делам.
И только одна Аррен застыла, как зачарованная, не в силах ступить и шагу.
— Эй, ну чего ты? — удивился Жувр. — Пошли, нам ещё к герцогу, засвидетельствовать своё прибытие.
Они протолкались через площадь, и направились к той самой башне — только не со стороны моря (там она стояла на краю скал), а со двора. По дороге Аррен заметила, что на неё смотрят — так, как смотрели бы на симпатичную островитянку, а не на диковинную чужеземку — и это тоже было щекочуще приятно, немножко страшно и до невозможности странно.
На краю базара нищий поднял шапку, умоляя её о монете; и она вдруг, смилостившись, дала. Не веря своим глазам, он попробовал кругляш на зуб, а затем поднялся (оказалось, что у него есть ноги, которых до этого не наблюдалось) и заковылял к ближайшей лавке — прикупить бражки.
Рынок будто догонял Аррен возгласами:
— Красавица, красавица, купи виноград! В твоих устах растаять, он, вправду, будет рад!
Арен поморщилась, однако следующие вирши были ещё почище:
— Не прячь улыбку! Отведай рыбку! Всё за монету! Отведай эту!
А в башню было не так-то просто попасть. Аррен в книгах читала, что проход к башне обычно расчищается от леса на полёт стрелы; а сама башня окружается рвом. Но тут всё было совсем не так. Единственный проход лежал через дворики — множество узких двориков, втиснутых между высокими домами, лежащими в тени — небо над головами плотно заплетал виноград. И Аррен подумала, что это куда лучше рва — ведь из окон можно обстреливать всех нежеланных гостей.
Впрочем, Остров Башни был мирной игрушечной землёй — кому здесь на кого нападать?
Наконец, они добрались до ворот башни — они были массивные, дубовые, но только вот сняты с петель и стояли, прислонённые к стене. Над ними возились мастеровые — очевидно, меняли доски, покрывали воском или делали нечто иное, Аррен непонятное.
У тёмного арочного прохода стояли стражники: один дремал, опираясь о кладку, а два других лениво играли в кости. Судя по всему, тот, что слева, лысый и с брюшком, проигрывал; он часто утирал лоб вышитым платком. Слева, худющий и похожий на крысу, азартно встряхивал стаканчиком и уговаривал сыграть ещё.
При виде моряков, стражник с лысиной облегчённо встрепенулся и попытался перекрыть проход копьём. Копьё выскользнуло из потной руки и покатилось по камням.
— Кхе, кхе, — сказал служака. — Однако, скажите, кто вы и зачем идёте к герцогу Даниэлю?
Боргольд вытащил из-за пазухи свиток и какую-то бляху; показал восковую печать.
— Мы к его светлейшеству, зарегистрировать прибытие. Корабль «Клык Льва», гукер, по торговым делам.
— Вона оно что, — сказал лысый. — Ну дык того, он опочивает. Жара, через ногу осьминога!
Жувр выразительно поднял бровь.
— Дело-то срочное, — почти нежно пропел он, и положил в руку стражника две овальных, неровных, но ярких монеты. — Никак не поспеваем, — присовокупил он, всё в той же певуче-комичной манере и положил ещё две в руку другого.
Стражники не менее выразительно покосились на третьего, дремлющего.
Жувр, не моргнув глазом, добавил каждому по монете.
— Ему отдадите, — ласково посоветовал он.
— Всенепременно, — согласилась стража.
Матросы остались у дверей; а Брогольд, Жувр, Лас и Аррен прошли внутрь.
Коридор был витой и длинный; он упрямо карабкался вверх, как мальчишка за птичьими яйцами. Шаг, и ещё шаг, и ещё шаг, и ещё. Аррен от скуки принялась считать ступени, но быстро сбилась — дальше сорока она не умела.