«Может быть, рвануться? — подумала она. — Но когда?»
Сейчас?
Или сейчас?
Когда голоса приблизились, заполнили её аляпистую цветную пустоту?
А потом она совсем решилась, напрягла ноги — и стало поздно.
Носки её сапог врезались в порог.
Её швырнули к колючей каменной стене; даже платка не сняли — а её руки были связаны позади, и сама она снять не могла. Сколько времени прошло? Сколько часов? Должно быть, наступил вечер: похолодало. Она отлежала себе плечо и спину — но даже не шевельнулась.
Воспоминания проходили перед ней яркой цветной чередой: вот она впервые видит «Клык Льва», этакая кедровая громадина, гордый нос, потемневший от воды борт, реи, что, казалось, нанизывают облака.
Вот Лас впервые угощает её обедом — вкуснятина неимоверная, даром что тарелка пляшет по столу, как взбесившаяся коза. Вот Тартааш — они ночуют у Келлара, унылой вереницей тянутся по пустым пескам. Вот Феоланда — помостки, выступление скоморохов…
Неужто больше ничего этого не будет?
Но больней всего было, когда перед глазами вставало лицо Ласа — такое привычное, родное, приветливое. С небольшой бородавкой, слева, на носу; из неё торчал пучок волос. Она так ужасно не нравилась Аррен — а ведь теперь вот, привыкла.
Лас будто бы смотрел на неё ласково, без укоризны — и тогда время будто трескалось, и разлеталось, и шло кровавыми потёками. И она до боли закусывала губу — чтобы не закричать.
Потому что она понимала — если закричит, то рассудок окончательно ускользнёт от неё.
Наконец, за ней пришли.
Кто-то невидимый пнул её в бедро.
— Вставай давай, — буркнул он, — разлеглась.
И они вновь пошли. Стало сыро, зябко — должно быть, наполз туман.
Голосов больше не было — город спал.
Обострённый слух Аррен выхватывал отдельные звуки из этой тишины: скрип запоздалой телеги, торопливый перестук подков, поскрипывание флигелей. И даже — или ей казалось? — шёпот волн и музыкальную песню снастей.
— Тут ступеньки, смори нос не расквась.
Она остановилась, как вкопанная.
Её больно ткнули костяшками пальцев между лопаток.
— Давай, давай, ноги поднимай, лошадка, — сказали за спиной.
Спустя сорок шагов она поняла, куда попала.
С неё сняли платок, и она увидела именно то, что ожидала — густой ворс ковра, изящные табльдоты, картины на стенах, статуэтки из диорита. За окном, и впрямь, плескалась ночь — она была угольной, лишь канделябр, полный зажжённых свечей, на столе, слегка разгонял мрак. Напротив неё сидел герцог — со своей неизменной понимающей улыбкой.
Даниэль кивнул, узел ослабили, и она, наконец, смогла выплюнуть кляп.
— Ну вот, мы и встретились, — сказал он. — Спасибо, что привёл её, Жертан.
— Одного из наших порешили, — буркнул человек. — А может, и больше — там остался этот бешенный, из «Клыка Льва». Доплатить бы.
Он говорил на хараанском, и герцог ответил ему так же.
— Неужто ему пригодятся деньги в аду? — удивился герцог.
Он порылся в верхнем ящике стола.
— Впрочем, держи.
Увесистый мешочек перелетел по воздуху и оказался в мозолистой руке того, кто связал Аррен. Он покачал его на ладони и засунул за пазуху.
— Мне остаться?
— Да, постереги нашу прелестную пленницу, если тебе не трудно, — с любезной усмешкой попросил герцог. — Что-то в её лице мне подсказывает, что она недовольна нашим милостивым гостеприимством…
Аррен облизнула пересохшие губы и закашлялась.
— Я рад, что наше повторное свидание состоялось так скоро, — улыбнулся герцог.
Он перешёл на язык Островов.
Злость затопила всё её существо.
Горячая, кровавая злость — она помогла ей придти в себя.
— Что, понравилась? — с какой-то безумной дерзостью воскликнула она. — Рассчитываете, что я буду ублажать вас по ночам?
Даниэль удивлённо приподнял одну бровь.
— Девочка моя, — мягко сказал он. — Это тут совсем не причём.
Он встал и подошёл к окну.
И долго, долго смотрел на город внизу.
— Ты хоть понимаешь, — наконец, сказал он, — что обозначают твои волосы и глаза, моя девочка? О нет, далеко не все жители Королевства выглядят так, как ты. Были ли похожи на тебя твои подруги, Аррен? Много ли ты встречала в странствиях людей с инеистыми волосами?
Аррен молчала — она и впрямь не знала, что сказать.
Даниэль покачал головой.
— Это королевская кровь, моя дорогая. Может быть, ты даже может претендовать на один из Тронов. Я заполучу за тебя столько золотых, что смогу купить десять таких кораблей, как «Клык». Цари будут торговаться за тебя.