И тут Аррен заметила, что привидения перестали препираться, и смотрят на неё — серебристые, как паутина, блёклые, мерцающие. А потом они исчезли. Воцарилась темнота.
И она снова уснула, и снились ей залитые солнцем луга, и наливные яблочки, тянущиеся к земле, и река, шумящая у корней ивы. И ей было тепло — тепло и спокойно, как бывает в тени в жаркий летний день. Проснулась она, когда солнце уже поднялось высоко. В дневном свете дом изнутри совсем не показался ей страшным; однако, ужасно хотелось есть.
Она выбралась во двор. Густое переплетение вьюнка, венериного винограда и сочной травы под ногами похрупывало. Немного поколебавшись, она отвесила скособочившемуся дому глубокий поклон — и ей показалось, что пустота комнаты внутри в ответ усмехнулась. Выбралась она тем же путём, что и забралась сюда; на улицах Келардена было людно.
— Вон она, блаженная, — донёсся голос; что ж, она привыкла.
Домой она шла, опустив голову. Смотреть в глаза знакомым было жгуче больно. Добиралась захолустьем; идти через Площадь побоялась. Ей казалось, словно за плечами у неё висит что-то Страшное; и это Страшное вот-вот нагонит её и убьёт.
Перед дверью дома долго мялась; и, наконец, легонько толкнула её рукой — будто бы дверь качнул ветер.
— Это ты, что ли, Ари? — донёсся голос. — Давай, заходи. Да иди же ты.
Аррен послушно скользнула в дверь, и притворила её за собой.
Фавра стояла посреди кухни, и была явно взволнована.
— Нельзя тебе тут, оставаться, нельзя, — пробормотала она, и сунула в руки девочки туго увязанную котомку. — Вот, я тут тебя собрала. Матушка-то твоя совсем ополоумела. Наслушалась на улицах чего-то, и придумала, дескать, ты убила Мерри. Это ж удумать!
Аррен показалось, что стены кухни надвигаются на неё.
— А куда я уйду? — жалобно сказала она. — Меня никто и переночевать-то не пустит.
— С Боргольдом уходи, — веско сказала Фавра. — Нечего тут и думать. Думаешь, я не знала про ваши разговоры с Къером? Он дело говорил, хоть и от горшка два вершка. Боргольд любит выпить, и любит полапать. Но нутро у него без гнильцы.
Она качнула головой.
— Иди к нему, он поймёт.
— Но, — в отчаянии уставилась в пол Аррен. — А как же он… Къертар.
— Да уж, Къертар, — отдувалась Фавра. — Вот ведь дело-то.
Она уселась на скамейку. Дерево протяжно скрипнуло.
— Присядь-ка, доченька.
Аррен послушно села. Губы у неё дрожали, и пальцы были ледяными.
— Тут вот ведь какое дело, — сказала Фавра. — Ей-боги, клянусь Львом, я такого не видывала. Приснился мне твой Къер сегодня.
Девчока вцепилась в скамейку так, что пальцы почти отнялись.
— Приснился, вишь ты, и говорит: «Пусть не плачет больше. Прощаю её за всё. Пусть уплывает из Пристани. Уплывает непременно! Худо ей здесь будет. А в море мы ещё увидимся».
Аррен плакала, слёзы стекали с подбородка и капали на колени.
— Я ему и говорю: «а чего ты мне это говоришь, мелкий бестолковец? Иди с ней поговори». А он мне: «Так она мне запретила».
Большая рука толстухи опустилась ей на волосы и пригладила.
— Иди уже, — голос её был тёплым, как масло, когда оно растает. — Хорошего парня подобрала. Ишь ты! Из самого Царства Льва о тебе заботится. Сколько не живу, такого не видала.
Аррен утёрла нос. Слёзы внезапно высохли, на душе впервые воцарилось спокойствие — так робкий росток пробивается после зимы.
— Спасибо тебе, — неожиданно для себя сказала она. — Ты одна меня и любила.
Толстуха отвернулась. Голос её прозвучал как-то глухо.
— Да любит тебя матушка. Просто… люди уж люди. Иди уж. Послушайся своего Къертара. А я за матушкой твоей пригляжу. Вон, меня полоснула, — с какой-то детской обидой посмотрела она на перевязанную руку. — Но куда я уйду? От голода помрёт, болезная.
Аррен крепко-крепко обняла её.
— Спасибо тебе.
Так они и сидели; наконец, Фавра отодвинула её.
— Ступай.
— А где матушка?
— Наверху. Нож я у неё отобрала.
Аррен шмыгнула носом.
— Я наверх схожу.
Девочка поднялась и долго стояла перед дверью. Из-за неё доносились какие-то вздохи и скрипы; ничто не напоминало ей мать — ту, настоящую. Внезапно острая жалость затопила её.
— Мама, — тихонько сказала она. — Я ухожу.
За дверью воцарилось тишина.
— Поплыву с Боргольдом. Я буду беречь себя, правда.
Комната молчала.
Аррен повернулась и спустилась по лестнице; в душе был какой-то тихий и странный покой. Фавра зачем-то прикрыла лицо рукой. Девочка неловко потопталась перед ней.