Он с шумом захлопнул учётную книгу, в которую до этого вносил записи гусиным пером.
— Давай-ка собирайся. Завтра мы отплываем.
Аррен протяжно, со всхлипом вздохнула.
— Вы всё-таки берёте меня?
И тут Боргольд внезапно хохотнул — его смех походил на обвал в горах.
— Попробовал бы я не взять! Этот мелкий паршивец приснился мне сегодня ночью! И сказал, что, если я тебя не возьму, он к чертям собачьим наведёт мой корабль на рифы!
Аррен застыла — словно её прибили гвоздями к полу.
— Къертар сказал?
Тепло медленно поднималось у неё изнутри — затапливая её, заливая, растекаясь.
А Боргольд хохотал. Наконец, он гулко хлопнул кулаком по столу.
— Нет, этот негодяй уморит меня даже после смерти! И где это такое видано, чтобы сопляки указывали старшим! Ха-ха! Иди-ка, Флибус покажет тебе комнату.
Он дёрнул за свисающий с потолка шёлковый шнурок, едва его не оборвав. Двери отворились, и в них заглянул худосочный юноша чахоточного вида. Аррен низко поклонилась, сглатывая слёзы; и уже совсем обернулась, чтобы уйти, когда густой, басовитый голос заставил её обернуться:
— Я доверял Къертару, а он — тебе. Смотри-ка, не подведи.
Глава 6. В море
— Щас, щас мы вас проводим, юная госпожа. Вы уж пожалуйте за мной.
По дороге Флибус болтал без умолку.
При ближайшем рассмотрении он оказался симпатичным молодым человеком, только бледным, как погребальный саван. Волосы у него был того самого цвета, что частенько называют «вороново крыло», и который здорово смотрится на всяких там героях и эпических витязях. Что касается Флибуса, то он лишь подчёркивал его бледность. Одет Флибус был в потёртый кафтан и штаны бархатной ткани; на поясе висела чернильница и кинжал. Кинжал малюсенький — для очинки перьев.
— А теперь сюда, юная госпожа!
Они поднялись по лестнице, рассохшейся и скрипучей; оказались на верхнем этаже. Ковры здесь были победнее, а двери — поплоше; юноша повёл её в конец коридора.
— Ну и лето в этом году, — воскликнул он. — Жарища! А вы этак с господином Боргольдом отправляетесь, да?
Аррен открыла рот, чтобы ответить, но Флибус не дал.
— А я тут всё время сижу, — посетовал он. — Не годится моё здоровьечко для морской качки. Вот ведь незадача!
В конце коридора он забрался на сундук, упёрся ладонями в потолок — и тот неожиданно откинулся, открывая проход наверх.
«Да это же чердак», — сообразила Аррен.
Парень ловко подтянулся и исчез наверху — как большой паук. А потом свесился вниз, протягивая ей тонкую руку с длинными пальцами. Она вздохнула и взялась за неё.
— Вот мы и тут, — по-рыцарски галантно сказал Флибус, помогая ей восстановить равновесие.
— Ух ты, — совершенно честно сказала Аррен.
Комнатка была крохотной, и всё-таки, сразу же ей понравилась. Во-первых, она не протекала, в отличие от ИХ чердака; во-вторых, было в ней что-то по-настоящему ЖИЛОЕ. И пахло здесь замечательно: свежеструганным деревом и корицей — наверно, рядом хранили пряности. На полу, вместо кровати, лежало сложенное в несколько раз одеяло; в комнатке было так тесно, что она едва ли не уткнулась в грудь Флибусу. Потолка у неё не было — только скошенная стена, превращающая комнату в «треугольник». Две стены и пол; три шага в длину. И всё-таки, это было куда лучше её мёртвого, пустого дома, который Аррен ненавидела.
— Да, вот тут ты и будешь жить, — вздохнул её провожатый. — Вернее, ночевать. А завтра утром уплывёте с капитаном, куда глаза глядят. А мне сиди тут, смотри на холмы.
— Спасибо, Фли, — неожиданно для себя сказала девчушка, и сама не поняв почему, потянулась и поцеловала его в щёку. — Глядишь, и до тебя очередь дойдёт. И тогда уплывёшь.
Юноша схватился за щёку, словно на ней горел огонь. Смущённо закашлялся — и кашлял долго, с надрывом — а затем неловко кивнул и начал спускаться. Аррен же легла на одеяло — и, против ожидания, уснула: сказывались испытания последних дней.
Когда Аррен проснулась, внизу было шумно; поначалу она заробела, а потом, взяв волю в кулак, откинула крышку. В коридоре было полно людей — таких людей, каких она никогда не видела. Чёрных и худощавых, цвета жирной остывшей сажи. Глаза их блестели, как звёзды, а на головах были тюрбаны — зелёные, как неспелый виноград.
Спускаться было высоковато, однако, если сначала поставить ноги на комод… Она захлопнула крышку обратно, опасаясь свалиться. В животе забурчало; отчаянно хотелось есть. Прикусив губу, она решила развязать собранный ей Фаврой узелок. Может, там найдётся ломоть хлеба или хоть пару монет?