Зато Аррен снова стало видно море — и корабль на нём.
Кто-то кинул камень, и он оцарапал ей щёку. Кто-то говорил за её спиной:
— Не трожь её. Пусть плывёт.
А она просто смотрела вдаль.
Шёпоток внезапно смолк — и тишина вокруг неё была просто хрустальная.
А затем кто-то тронул её за плечо.
Сердце у Аррен упало в пятки — оно даже пропустило удар, словно раздумывало: а не перестать ли биться? Зажмурив глаза, она обернулась… и в полном изумлении увидела Рябого Горда. Он держался в толпе независимо, как драчливый воробей среди крикливых чаек.
— Уплываешь, — сказал он.
Она кивнула.
— Ну ты там… — он помялся и вдруг протянул ей спелое яблоко, — не пропади.
Она шагнула вперёд и тоже с ним неловко обнялась.
Горд засопел у неё над ухом, а затем рывком отодвинул её от себя. Взял за плечи и развернул её к морю.
— Вон твои, — сиплым голосом сказал он. — Катись уже.
В море выдавался помост из необструганных досок; к вбитому в дно шесту и впрямь была привязана лодка. Аррен слыхала от отца, что в больших городах делают бревенчатые пристани, с чугунными болванками-кнехтами, и к ним «привязывают» корабли. Но на побережье Келардена слишком мелко; к нему не подошёл бы даже небольшой парусник. Поэтому на воду спускали шлюпки или лодки; с помощью их и перевозили людей и перетаскивали поклажу. Аррен всегда жалела об этом: ведь если бы подле Пристани было немного глубже, она могла бы любоваться кораблями вблизи — роскошными дромонами, галеасами, каравеллами.
В лодке было пятеро мужчин, а шестой стоял на помосте, выискивая взглядом кого-то в толпе. Спустя мгновение их глаза встретились.
Он коротко кивнул.
Аррен повернулась, и робко и совершенно некуртуазно поклонилась парнишке.
Тот только фыркнул.
Люди вокруг молчали — только кричали чайки.
Она пошла через толпу, словно окунулась в пенящееся и кипящее осеннее море; и, наконец, оказалась на помосте.
— Добралась, — сказал поджидающий её мужчина со странной смесью неудовольствия и одобрения.
Он был одет в потёртые брюки и засаленный кафтан; рыжая борода топорщилась, а глаза походили на синие льдинки. От него несло потом, солью и чем-то острым, вроде перца.
— Давай, — хмыкнул он. — Лезь, что ли.
За её спиной опять поднялся шум — келарденцы что-то говорили, кричали. У неё зазвенела голова. Она закрыла бы уши, чтобы не слышать: но что-то странное стало с её слухом: Аррен не могла разобрать не словечка. «Наверно, ты и не хочешь этого слушать» — подсказал её внутренний голос. Она обернулась — и увидела презрительную улыбку бородача: тот стоял лицом к толпе, самоуверенно скрестив руки на груди.
А грудь у него была широкая, как у быка; руки — оплетены венами и мышцами, как канатами. Сожжённые солнце до черноты и заросшие поверх загара чуть серебристой «шерстью» — словно у него в роду были медведи.
Аррен уселась на помост, спустив ноги вниз. Под почерневшими досками плескалась вода — мутно-зеленоватая, с обрывками гниющих водорослей и плавающей щепой. И тут её подхватили сильные руки и усадили в лодку — она и опомниться не успела. Судёнышко качнуло, и ей на сапоги чуть плеснуло водой.
— Аа! — она на миг запаниковала, но вот она уже сидит на сиденье, среди моряков Клыка. Дно лодки покачивалось — туда-сюда. Её вдруг охватил ужас: если сейчас выпрыгнуть, то она ещё успеет доплыть до берега. Но если они отплывут… Вода казалась бездонной, опасной, холодной. Волны, вроде бы совсем небольшие, поднимали и опускали лодчонку; ей каждое мгновение казалось, что она сверзится.
— Ну вот и всё, девочка, — ухмыльнулся ей невысокий мужичок без переднего зуба. — Теперь ты в команде Льва. Мы своих не бросаем.
И ей вдруг стало спокойно-преспокойно — настолько спокойно, насколько до этого было страшно. И она вдруг поняла, что вцепилась в скамейку так, что пальцам стало больно. Она медленно расцепила их — почти против воли. И тут же в лодку спрыгнул рыжебородый северянин; она закачалась пуще прежнего. Он бросил под ноги верёвку, которую, должно быть, отвязал от столба.
— Ну что, поехали? — голос у него был густой и рокочущий, почти как у Боргольда.
Моряки взялись за вёсла, которые до этого просто мокли в воде; заскрипели уключины.
— И-иэх! — сказал щербатый.
Лодка стронулась, помост начал отдаляться.
Аррен вдруг заметила отца Къера — он выделялся среди толпы и стоял у самого берега. Тем временем, пристань становилась всё меньше, а корабль всё больше; ужас вновь охватил её. Под ногами было невесть сколько футов глубины; и вода стала темнее, непрозрачной. Волны стали больше, и этак ехидно покачивали лодочку.