Она бросила взгляд на капитана — но тот не выказывал ни малейшего беспокойства…
— Они нас не тронут? — с замиранием сердца она спросила у Пьерша.
Тот лишь пожал плечами:
— Кто знает…
Первые Люди собрались внизу; они обступили корабль плотной волной.
Аррен в ужасе смотрела на этих первобытных чудовищ, древних Владык Мира.
Наконец, Боргольд наклонился поверх леера и пропел:
— Файельоррэ намариэлле нариэ!
Аррен ни за что не смогла бы этого воспроизвести, но голос капитана, обычно сиплый и низкий, на этот раз разнёсся по лакуне звонко и чисто, словно удар гонга.
И тогда из толпы выступила одна — Аррен отчего-то сразу подумала, что она девушка: мягкие, грациозные движения, чуть более мелкая чешуя, нежная бирюзовость кожи… её громадные глаза, чуть раскосые, полыхали ярким ало-золотым пламенем.
Она легко поклонилась капитану — и с лёгкостью кошки взобралась на борт.
Очутившись среди людей, она сказала:
— Льевелла, — и встала на одно колено.
Здесь, вблизи, её чуждость была ещё более явной. Аррен вдруг заметила, что глаза её закрываются дополнительными веками — она моргала слева направо, а не сверху вниз. Пальцев оказалось четыре; ногтей на них не было вовсе. Зато рот был полон зубов — острейших перламутровых зубов, что сделали бы честь любой акуле. И открывался он куда шире, чем обычно.
Капитан подал ей руку.
— Лейвелло, — серьёзно ответил он.
Девушку обступили матросы; ничуть не смущаясь повышенного внимания, она сбросила с плеч небольшую котомку. Уселась в позе лотоса прямо посреди палубы и развязала мех. Посреди грубо выделанной шкуры неведомого Аррен животного лежали настоящие драгоценности — сверкающие, полные внутреннего сияния, зелёные.
— Янтарь, — кто-то сказал у неё за спиной. — Янтарная смола Морских Мангров. Более она не встречается нигде.
Аррен видела янтарь — но обычно он был тёплого, карамельного оттенка, или же цвета густого гречишного мёда. Зелёный янтарь заворожил её. В нём были крохотные пузырьки — словно смола кипела, а потом так и застыла, схваченная временем в матовые слюдяные желваки. Камни были наполнены дивным, потусторонним сиянием — их хотелось поглаживать и никогда не отпускать.
И тут Аррен подняла глаза, и поняла, что с точно таким же выражением, с каким сама девочка смотрит на янтарь, капитан смотрит на незнакомку.
«А ведь и впрямь, — подумала Аррен. — По-своему, она прекрасна».
И в этот миг она тоже по-новому взглянула на неё.
Да, девушка была красива. Красива, как опасная, смертоносная хищница — словно змея, выползшая погреться на солнце. Её пальцы были изящны, движения — грациозны, а глаза — полны таинственного огня.
— Лейон, фальтопериа, — сказала девушка и протянула ладонь.
— Эсвельда, — чуть поклонился капитан.
Он протянул хищнице мешок из туго завязанной козьей кожи; та с детской непосредственностью тут же распутала узелок. Аррен вскрикнула от удивления: внутри мешка лежало несколько статуэток, стеклянные фиалы… и свитки.
Девушка открыла несколько флаконов и принюхалась; на её лице отобразилось задумчивое выражение.
«Духи, — сообразила Аррен. — ну да, конечно же».
Здесь всё благоухало, словно в будуаре модницы; наверняка Первые Люди были величайшими знатоками и тончайшими ценителями ароматов.
— Фейвел джиури эйфель чан, — сказала девушка, и развернула один из свитков.
И вдруг продекламировала:
Она прочитала их мягким, грудным голосом — словно сыграла мелодию на сложнейшем музыкальном инструменте, и Аррен подумала, что в жизни не слышала подобной красоты.
Девушка бережно свернула свиток.
— Это хорошие стихи, — с неожиданно правильным «королевским» акцентом сказала она. — Благодарим тебя, Боргольд-фаль. И приглашаем на Праздник Листвы.